– Эта женщина не твоя дочь, – вставил Уиллоуби, – но у нее есть ответы, Мириам. Она знает, что случилось. Вполне возможно, Стэн Данхэм во всем признался невестке, когда узнал свой диагноз.
Мириам откинулась на спинку стула. Теперь ее вид стал соответствовать ее возрасту. Ровная осанка куда-то испарилась, под глазами появились темные мешки. Инфанте хотел сказать, что она сильно им помогла, приехав в Балтимор, что она проделала весь этот путь не напрасно, но не был уверен в правдивости этих слов. Они бы все равно рано или поздно обыскали комнату Стэна Данхэма. Конечно, сначала, как только имя старика всплыло на поверхность, они не чувствовали острой необходимости встретиться с ним, особенно учитывая, что старик выжил из ума. Но вскоре они бы обязательно поняли, что здесь что-то нечисто. Черт, кого он обманывает? До этого дня Кевин был уверен, что Стэн связан только с Тони Данхэмом и призрачной Пенелопой Джексон. Ведь это были единственные звенья в цепочке, которые им удалось самостоятельно соединить: Пенелопа Джексон – Тони Данхэм – Стэн Данхэм.
И все же, раз уж Инфанте решил быть честным с собой до конца… Он ни за что не стал бы обыскивать комнату старика, если бы Мириам не указала на его связь с их семьей. Вот только Кевин сам не знал, почему не верил в виновность Данхэма. Потому что Данхэм был копом? Инфанте не верил, что один из них мог быть замешан в этом безумном деле? Может, им стоило еще в первый день отправить эту «Хизер» в колонию, а там бы уж ее заставили заговорить. Она водила их за нос с самого начала – причем всех, даже Глорию, своего адвоката. Придумывала какие-то отговорки, чтобы не рассказывать им, кем была на самом деле. А вот водить за нос Мириам смелости у нее не хватило. Или, может, в ней все-таки осталась капля человечности, не позволившая издеваться над матерью, потерявшей двоих детей.
А может, она решила сбежать, потому что верила, что Мириам с первого взгляда поймет то, чего детективам не удалось определить за всю неделю… Поймет, что перед ними на самом деле вовсе не Хизер Бетани.
– Покажите ее мне, – тихо сказала Мириам. – Как-нибудь мимоходом, втайне от нее. Я не хочу разговаривать с этой женщиной… Хочу накричать на нее, задать тысячу вопросов, а потом снова накричать… Но я знаю, что так нельзя. Просто хочу на нее посмотреть.
Мириам сидела в холле здания общественной безопасности. Она подумывала надеть темные очки, а затем сама чуть не рассмеялась вслух из-за своего завышенного чувства драматичности. Та женщина все равно не знала ее. Если она где и видела Мириам, то только на старых фотографиях. Конечно, Мириам знала, что неплохо сохранилась, но даже она сама не узнала бы свою сорокалетнюю копию. По правде говоря, даже если ей сейчас было бы всего сорок один год, она все равно не узнала бы себя сорокалетнюю. Ровно через год после исчезновения девочек, когда в газетах снова начали печатать их фотографии, Мириам заметила, как необратимо изменилась ее внешность. Казалось, будто она попала в аварию, после которой ей пришлось пережить сотню пластических операций, но прежний вид вернуть ей так и не смогли.
Лифты ползли очень медленно. Мириам казалось, что она просидела в холле целую вечность. Наконец из лифта вышли Инфанте и Нэнси. Они вели под руки худую высокую блондинку. Голова женщины была наклонена слегка вперед, и ее лица не было видно, но Мириам пристально смотрела на нее. У этой женщины – ее звали Рут, так ведь? – были узкие плечи и стройные бедра. Она была в забавных подростковых штанах, которые ни одна женщина ее лет не осмелилась бы надеть. «Будь она моей дочерью, – подумала Мириам, – вкус у нее был бы получше».
Внезапно женщина подняла глаза и встретилась с ней взглядом. Мириам не следовало так пристально смотреть на нее, но она не могла оторваться. Она медленно встала, перекрыв полицейским и Рут путь и явно заставляя Инфанте и Нэнси нервничать. Об этом они не договаривались. Она должна была просто сидеть и смотреть, не более того. По крайней мере, так она пообещала. Они, вероятно, подумали, что Мириам собирается ударить Рут или плюнуть ей в лицо за то, что та воспользовалась чужим горем ради собственной выгоды.
– Ми… мэм, – сказал Кевин, едва не назвав ее по имени. – Мы сопровождаем преступника. На ней нет наручников только потому, что у нее повреждена рука. Отойдите назад.
Мириам, не обращая внимания на его слова, взяла женщину за левую руку, чуть сжала ее, как бы говоря «будет совсем не больно», и осторожно, стараясь не потревожить перевязанное предплечье, закатала рукав ее свитера. На плече она увидела то, что искала – едва заметный шрам от прививки, в которую ее дочь когда-то занесла инфекцию, приложив к месту укола грязную мухобойку. На заживление ушло несколько недель, потому что она то и дело ее расцарапывала, несмотря на все предостережения оставить болячку в покое и запугивания, что у нее останется шрам на всю жизнь. Теперь шрам был таким светлым и призрачным, что его вряд ли заметил бы посторонний человек. Конечно, может, его там на самом деле и не было, но Мириам не сомневалась, что он был.