Через пять минут мы уже ехали в трамвае. Мокрые, грязные, усталые.
Я пытался завести разговор.
Я выдал еще несколько фактов о китах.
Я рассказал, что хвосты китов уникальны, как и отпечатки пальцев у людей, и двух одинаковых хвостов просто не существует.
Я рассказал, что киты способны задерживать дыхание на несколько часов.
Я сообщил ей, что киты и люди – это единственные млекопитающие, которые могут петь. И что шоу «Голос китов» выиграл белый кит Барри, потому что самыми поющими среди китов считаются белые. А наставником у него был Градский. Ведь Градский просто создан для этого шоу. Барри пел песню Селин Дион «My heart will go on». Правда вот «heart» в исполнении Барри почему-то больше походило на «hurt».
Я мог раскрыть еще пару фактов, но понял, что бессмысленно. Она даже не улыбнулась.
Я рассказал, что жил в Волгограде, в котором проспект Ленина настолько длинный, что я так и не прошел его целиком.
А потом я просто забрал у нее наушник, и мы слушали «Radiohead».
Возле подъезда я спросил: «Несси – это уменьшительноласкательное от Инесса?»
Она скривилась: «Терпеть не могу это Инесса, оно тупое, я – Несси».
Я сказал, что понял, и попытался ее поцеловать.
Она не далась, сказала, что это чересчур, но оставила свой номер телефона.
Я долго еще смотрел на закрытую дверь, за которой она исчезла, и думал, чем она мне так понравилась.
Она была необычная.
Она была странная.
Людям нравится все странное и необычное.
Я позвонил ей из дома:
– Я добрался.
Она молчала.
– Это я – Илья.
Она молчала.
– У тебя все нормально?
Пауза.
– Завтра увидимся?
– Окей, – и повесила трубку.
Я не стал покупать цветы, не повел ее в кафе или в кино. Она написала сама. Филармония. 19:00. Не очень как-то идти в филармонию с цветами для девушки, а не для артистов. Еще и рубашку на себя нацепил.
Несс была в черной толстовке «Nirvana» и черных джинсах.
Она сказала: «Привет», – и взяла меня за руку.
Она сказала: «Кобейн не носил рубашки».
Она сказала: «Антон играет в «Пулеметах», он басист».
Антон – ее знакомый, он и позвал на концерт памяти Курта Кобейна.
Пели и играли все неважно, много лажали, особенно «Пулеметы», но я смотрел, не отрываясь, на мушку Несси, которая рождала в моей голове невероятно страстные и бурные фантазии.
Под песню «Polly» она крепко сжала мою руку, и ее губы страстно впились в мои. «Polly» стала нашей песней.
С тех пор в моей жизни было много музыки. Много песен и мыслей.
Мы ходили на концерты.
Мы ходили на квартирники.
Мы ходили на репетиции.
Я так ни разу и не подарил ей цветы.
Она сделала мне тату.
Мастер Йода с лазерным мечом.
Несси была тату-мастером. И редкостным интровертом.
Даже когда мы сидели в метре друг от друга, ей было проще написать в ВК, чем что-то произнести вслух.
Во время секса Несс также не издавала ни единого звука, хотя по глазам было видно, что ее просто переполняют эмоции. Ее хрупкое и соблазнительное тело дрожало и извивалось с какой-то даже животной страстью. Я заводился еще сильнее, рычал от удовольствия, она же молча, хоть и податливо, поддерживала мои порывы. Несси было непросто держать все в себе, но что-то, возможно, психологические травмы детства, сковывало и не давало ей обнажить не только тело, но и чувства.
Я быстро привык к ее молчанию. Это намного лучше незатыкающихся девушек, а таких гораздо больше. Болтовня реально раздражает. Тишина притягательна. В ней была загадка, которую хотелось непременно исследовать и раскрыть. Людям интересно все новое и неизвестное.
К тому же она необратимо нравилась мне внешне. Аккуратные тонкие губы, мягкие пушистые волосы, глубокие карие глаза и милые пухлые щечки. Все это во мне вызывало бурю щенячьего восторга.
Мушка же с каждым днем все сильнее захватывала мои чувства. Она магически действовала на меня, гипнотизировала, сводила с ума. Я уже не мог представить и дня, проведенного вдали от этой манящей коричневой бусинки.
Через неделю Несси переехала ко мне вместе со всем оборудованием и клиентами.
Я любил смотреть, как она работает, как старательно выводит рисунки, иероглифы и надписи на плечах, руках, ногах, шеях, щиколотках своих многочисленных клиентов.
Ей не нравилась моя работа, но частенько она ходила со мной, надевая эту потрепанную толстовку «Nirvana», сидела так же в стороне ото всех и изредка улыбалась мне в ответ.