Мы не сдаемся, пишем, напоминаем, уточняем и неизменно получаем новые и новые ответы от Эммы, которые наполнены различными витиеватыми формулами английской вежливости. «Не соблаговолите ли… Я очень сожалею… Благоразумнее всего будет проверить исправность… Мы постараемся уладить все недоразумения в кратчайшие сроки…» Я впитываю в себя эти формулы, они словно гипнотизируют, вселяют уверенность в завтрашнем дне, я успокаиваюсь…
Никто больше не приходит к нам.
— Все, что они пишут, можно заменить одной лишь фразой: отвалите, — сообщает Арун задумчиво спустя еще несколько недель переписки с агентством.
На работе на меня смотрят с уважением:
— К тебе пришли через неделю и прочистили засор? Вот повезло! Я месяц ждала, когда починят кран в раковине, — говорит Палома.
— У меня была такая проблема, — кивает Рика, вторя Паломе, — я месяца полтора пыталась добиться, чтобы отремонтировали, но ничего не вышло. Потом пришел папа и все починил — хорошо, что он у меня сантехник.
В этот момент мы идем с коробками по большой лестнице с восьмого этажа на шестой. Эта лестница на партнерских этажах офиса — их занимает руководство, стоящее над всей компанией. Партнерские офисы выглядят совсем не так, как наш опенспейс. Они даже не опенспейс. Там очень тихо, и сплошь кабинеты за закрытыми дверями с матовыми и непроницаемыми стеклами. Неожиданная обстановка вокруг: мебель темная, как дубовая, а ковры — светлые и мягкие. В открытых пространствах сидят только секретари. Их столы раза в три больше наших, стоят отдельно, на большом расстоянии друг от друга. Мне кажется, тут даже воздуха больше. Словно партнерам его побольше раздают, не то что обычным людям.
Самое странное — лестница по центру. Они сделали себе отдельную широкую лестницу посреди помещения, и, наверное, ее смело можно назвать парадной. Видимо, по ней партнеры передвигаются чинными группами, чтобы не толкаться в лифтах или на обычной непримечательной лесенке («для людей»), которая пронизывает здание с первого до последнего этажа. Партнерская лестница идет только по их этажам. Сейчас мы спускаемся по этой лестнице с коробками, забитыми файлами, — они временно хранились в небольшой подсобке на последнем этаже.
Казалось бы, зачем таскаться с коробками, пусть и не очень тяжелыми, по лестнице, если можно спустить их на лифте. Но именно сейчас с лифтом приключилась проблема, его срочно обслуживают, и всех сотрудников пустили ходить по обычной лестнице, а нам — так уж и быть — позволили спуститься с коробками по партнерской. Тереза так и сказала:
— Нам повезло, партнеры разрешили перетащить коробки по их лестнице, чтобы не толкаться со всеми.
— Так может подождать, когда заработают лифты? — спрашиваю я, пока остальные молчат.
— Просто непонятно, когда они заработают, а нам надо срочно пересматривать файлы — некоторые клиентские документы, нужные нам, есть только в оригинале. Необходимо их найти.
— А Итон не может прислать копии?
— Ни в коем случае! Просить его — все равно что показать низкий уровень профессионализма.
Тереза говорит убежденно, и я замолкаю, прикидывая, почему это покажет низкий уровень профессионализма. Ну, может, конечно, слегка некрасиво: какие-то документы уже были у нас, а мы их как будто потеряли. Но мы не потеряли. Ну, попросим еще раз. Что с того? А так вместо одного короткого мейла будем сейчас целый день или даже два перебирать эти файлы — там много… Не очень рационально, по-моему.
— Ксения, в конце концов, мы же не наверх их тянем, а спускаем вниз, — вырывает она меня из размышлений, — так что, ребята, нам повезло!
Она бодро поднимает небольшую коробку и начинает спускаться, подавая нам пример. Мы идем за ней. Этажом ниже у нее звонит телефон. Она ставит коробку на ближайший пролет, отвечает что-то на чешском и кивает нам, мол, не ждите, проходите дальше.
Мы продолжаем прерванную беседу про мой засор.
— Том, вот ты англичанин, может, ты подскажешь, как быть? Почему они не ничего не делают? Разве это правильно? — Я поворачиваюсь к нему. Меня не покидает чувство, что он относится ко мне настороженно. Я пытаюсь чуть расположить его к себе.
— Решается все просто, — говорит Том спокойно, — в следующий раз пригрози им судебным иском. Так и напиши, что при всем уважении, ты очень сожалеешь, но будешь вынуждена… И все.
— Прямо сразу вот так?
— Почему сразу? Ты же вроде говорила, что вы уже неделю переписываетесь? Нормально.
Я киваю, и мы заходим в один из маленьких аквариумов на нашем этаже, в котором будем разбирать коробки.