Она схватила его за плечи, прижимаясь теснее. Ляхтич с горечью подумал, что они ни разу не были еще так близки. Ни разу не говорили друг другу столько наболевшего. Что же, самое время…
— Возможно… ты ведь, как зеркало. Я как будто себя вижу. Все самое… то, что мне не нравится — я все это вижу в тебе, Дейла. И мне хочется разбить его, вдребезги.
Девушка зачем-то положила его ладонь поверх своего живота, накрыв ее сверху. Марк вздрогнул, но руку убирать не стал. Напротив, что-то внутри подговаривало его сжать сильнее, пока он не почувствует этот крохотный росток жизни.
— Чувствуешь? — прошептала Дейла, — мне кажется, он узнал тебя.
— Он? Ты думаешь, это мальчик?
Огнева кивнула. Марк подумал, что всегда хотел сына-первенца. Не дочь, а именно крепкого мальчонку с черными глазками и светлыми волосами…
— Дейла… — Ляхтич замолчал, покрепче прижимая к себе жену. Он вдруг вспомнил, как точно также сжимал ее худое тельце, пока гладкая кожа не краснела… черт, знать бы тогда обо всем… Стало тошно. И тот случай с Драгоцием. Он ведь действительно был готов отдать, продать ее своему врагу, человеку, которого Марк презирал всю жизнь… — оставь его… пожалуйста…
Огнева тихо всхлипнула, как котенок. Какая же она хрупкая, прозрачная, как будто по ее венам не кровь течет, а разбавленное молоко.
— О чем ты? Я же сказала… сказала, что люблю тебя. И его тоже. Марк, — она заглянула ему в лицо, — ты плохой муж, честно, но я почему-то уверена… уверена, что отцом ты бы стал замечательным. Жаль, жаль, что не со мной. Не с нами.
Ляхтич не знал, что ответить на такое, поэтому он постарался обнять жену так нежно, как делал еще до свадьбы. Заправил ее растрепавшиеся волосы и прислонился к холодным губам. Поле. От Дейлы пахло полевыми цветами, и губы у нее вкуса сорванной травы… сладкие, мягкие. Как он мог забыть их вкус?
— Может… может у нас еще есть шанс? — отстранившись, спросила она.
Марк покачал головой.
— У нас? Ты же хотела развода.
— Я хотела семью. И любящего мужа.
Ляхтич посмотрел на свою жену по-новому, как будто впереди у них целая жизнь. Посмотрел на те дороги, что открыты перед ними. Подумал.
— Нет. Ребенок не пойдет по моим стопам. Не вырастит в глуши. Тут у него будет все, и ты дашь ему все, я знаю. А там… не хочу ломать ему жизнь еще до рождения.
Дейла закрыла глаза и пару раз всхлипнула, но уже куда тише. Марку вдруг показалось, что он и вправду что-то почувствовал, почувствовал, как у него под рукой что-то шевельнулось. Глупости. Он же еще кроха.
— Скажи ему что-нибудь.
Ляхтич удивленно моргнул. Сказать? Его же не услышат, не поймут… Но Дейла продолжала сидеть подле него, закусив губу. Наверное, ей было это важно. Важна такая глупость.
Марк вздохнул и опустился так, чтобы лицо оказалась перед животом Огневой.
— Эй, кто ты там у нас… парень? Давай, ты будешь парнем, хорошо? Слушай, этот мир он… он то еще дерьмо, честно. Но ты все равно окажешься тут и узнаешь все сам. И ты не будешь один, слышишь? Никогда не будешь один… и, Дейла, что ему еще сказать?
— Скажи, что ты любишь его.
Марк поднял на нее взгляд. Огнева просто улыбнулась ему, нелепо и криво. Эта была первая ее улыбка, от которой сердце екнуло.
А ведь последний раз она так улыбалась ему на свадьбе. На ней было это длинное платье и цветы в волосах — в тот день Дейла затмевала даже Резникову.
— Я люблю тебя. И мама. Твоя мама… она сделает все, чтобы ты был счастлив, поверь. Потому что она, — Марк выпрямился и теперь смотрел в глаза жены, — она… мне жаль, что все так вышло. Прости. Прости, Дейла.
Кто бы мог подумать… кто бы мог подумать, что Дейла Огнева станет первой женщиной, у которой он будет просить прощение, стоя почти на коленях. Марк понял, что никогда ее не полюбит, но уважать будет. Больше, чем Мортинову, Маришку, Василису, Хронимару, Лиссу — всех этих стервозных баб, способных только раздвигать ноги перед нужным мужчиной, а потом подставлять зубы.
— Я прощаю, Марк. Прощаю все, что было.
— Тогда еще одно… пообещай, что не назовешь его Нортоном?
Дейла тихо усмехнулась.
— А как же его назвать?
— Не знаю… я никогда не думал о таком. Может, Родионом? Как твоего прадеда?
— Он был тем еще мерзавцем… И часто от скуки резал людей, — Огнева зевнула, — но пусть. Пусть будет Родионом или Нирой. Если будет девочка, то я назову ее в честь матери.
Марк кивнул, чувствуя, как Дейла задрожала на этих словах. Конечно, она подумала сейчас не о Нире, а о другой женщине. Даже он был в курсе, что какой-то псих прыснул в Лиссу ЧарДольскую кислотой на людной улице. Теперь весь город превратился в мокрый улей, где каждая пчела хотела остаться без жала.
— Нортон уже ищет его?
— Конечно. Папа перевернет весь город, но отомстит… хотя, каждый знает, что это все Драгоций. Мерзкий, подлый старик, — Дейла сжала свой кулачок, — как же я его ненавижу… почему он все еще жив?
Потому что в его руках полгорода, и он, как паук, оплел паутиной каждый закоулок, чтобы никакая мушка не покинула сеть.
— Это был не он… я думаю, что Астрагор не стал бы так подставляться. Ему и без этого хватает проблем с законом. Скорее всего, он все скинул на кого-то, у кого был мотив.
Они произнесли это имя почти одновременно.
— Елена.
Марк был почти уверен, что бывшая сучка Нортона вышла на охоту, пытаясь изжить соперницу. Чертов Огнев сам запутался в своих бабах, и теперь они грызут друг друга… Ляхтич бы даже радовался этому, не будь ему самому так хреново.
— Пускай твой отец расправится с ней… о-о-о, я бы много отдал, чтобы с Мортиновой слетела ее корона. Жаль, мне от этого легче уже не станет.
Дейла уткнулась ему в плечо, но Марк заметил, как ловко она застрочила что-то на телефоне. Через минуту сообщение уже было отправлено, и Огнева вновь вернулась к нему.
— А вообще к черту их всех, — девушка пробурчала что-то согласное, — сегодня только мы, дорогая. Кажется, у нас с тобой так и не было нормальной первой ночи… Дейла, пойдем, умоемся.
Огнева вцепилась в него руками, отчего Марку пришлось тащить ее до дивана, как обезьянку, но он ни капли не жалел об этом… Он жалел только о том, что их браку отведена лишь эта ночь.
========== Глава 53. Василиса ==========
Пахло цветами и спиртом. Василиса давно привыкла к такому сочетанию, хотя поначалу ее чуть мутило и каждые пять минут хотелось выйти на свежий воздух. В вазах стояли хризантемы, лилии и флоксы, отчего мама казалась окруженной цветочным полем. ЧарДольская зашла, аккуратно прикрыв дверь.
— Ну привет. Как ты?
Лисса полусидела на подушках, смотря в окно. Ее волосы отливали медью на свету и напоминали корону. Лица было не видно, зато часть перебинтованной шеи и плеча выглядывала сквозь вырез больничного халата. Василиса тут же отвернулась.
— Сегодня шел снег. Долго, все утро. Представляешь, я раньше не понимала, как за ним интересно наблюдать… он все шел и шел, — женщина задумчиво заправила локон, — все хорошо, правда… нас таким не напугать.
Она повернулась к дочери, худая и постаревшая. Василиса заставила себя улыбнуться, хотя все внутри сжалось. Ее мама всегда была сильной, гордой, красивой… а теперь ее хотелось обнять и не выпускать из рук, как промокшего птенца.
— Я сегодня со сказками Драголиса, как ты и хотела. Хочешь, могу сама почитать, а ты послушаешь?
Лисса кивнула на край кровати, и девушка тут же устроилась у нее в ногах. Вблизи мама казалась еще более изможденной, а взгляд сам падал на забинтованные ключицы.
— Лучше скажи, как ты сама? Как тот Драгоций? Медсестра сказала, что вы приехали вместе.
Василиса стала мять край одеяла. Нечего ей жаловаться, но и врать не хотелось. Боги, как она устала от всего этого… и как устала от того, что ничто нельзя исправить.
— Мы расстались. Решили, что так будет лучше, — девушка изо всех сил держала голос, — он… вернулся в Змиулан. Все хорошо, мам, честно. Фэш… нам всем так будет лучше.