Эва как закрутил наг! Черным черна душа его!
Мужчины зрят умом, женщины сердцем и вместе они сильны как сам Яр. А розобщи — ослепнут и ослабнут.
Неравность затеял наг, а за ней глядишь и неравность суженных начнется. Кто с кем, а и зачем да почему, сходится станет. Блуд по земле пойдет, а от него пуще в темень люд падет и себя вовсе потеряет. Закрутит лихо по сердцам. Ниточка за ниточкой одно да другое потянется и покатит лихо по миру. Так и поделится собой с каждым.
Ой, Щуры, что ж вы думали, почто не упредили смуту да погибель верную?
«Прости Щур за мольбу скверную — не дай мне дитя от нага! Забери лучше, хане отдай!» И подумалось — коль случится, рез достанет да по тропе предков сама пойдет.
Тут Шеймон появился и Масурман — нагами. Выше крыш высились и ползли к Шахшиману, держа на весу мужчину за руки. Кинули в снег у ног своего царя и людьми обернулись.
Мужчина же тяжело поднялся, стряхнул снег с кудрей и уставился исподлобья на Шахшимана.
— Мал! — качнулась Дуса, понимая что хорошего наг задумать не мог, приведя сородича пред очи девушки.
— Шибко мне страх твой по нраву, — ухмыльнулся тот, головой качнув, и на сокола воззрился. — Зришь, кто перед тобой?
— Погань чешуйчатая! — бросил тот, как в лицо плюнул.
— За поношенье ответ держать придется.
— Спужался я тя, змеюки вередливой!
— Засеку, — предупредил холодно. Муж глазами сверкнул, но и чуть не опечалился, гордо стоял, не кланяясь.
— Не тронь его! — взмолилась Дуса, а Мал будто не видит ее, не слышит:
— Грозить и огнь водице горазд.
— Горделив ты с избытком.
— По чести живу!.. Малых дев не полоню и в мужние игры с детьми не играю!
Наг бровь выгнул:
— Мадуса жена мне по чести взятая, по сговору общему.
Дуса крикнуть хотела — лжа то! А Шахшиман губы ее накрыл да смял по-хозяйски, свою власть над ней выставляя. Обвил, сил лишил и на Мала уставился: зришь? Не супротивничает. Правду я сказал.
По волосам погладил квелую, пропустил сквозь пальцы: мое.
— Захочу — на твоих глазах возьму. Слова поперек не скажет…
Деве хоть сквозь землю провались — ославил, не отмыться. Все пути в обрат отрезал.
Дернулась только и вновь затихла — крепки объятья поганого, а чары того шибче. То ли сон, то ли туман стелет, дурманом одолевает.
— А не за тем зван ты. Хочу подарить тебя подруге моей да не знаю по сердцу ли дар ей такой.
— Да, — выдохнула поспешив. Наг улыбнулся и руку ей свою выставил:
— Годен дар? Благодари.
У Мала глаза вспыхнули: не смей! Девушка же замерла, понимая, что змей ее намеренно перед родичем склониться заставляет, хозяином его признать. Сделай так-то и нет у раничей кнеженки — раба навья, нагом опороченная под нага же согнувшаяся. Знать и другим гнуться, скверну ладой признавать.
Не сделай — что утворит неведомо. Погубит Мала ведь, в наказанье да назидание покуражится.
Дуса голову лишь склонила до руки, выбрав ни то, ни другое.
— Добро, — проглотил Шахшиман, пальцами щелкнул и накинули его братовья на Мала цепи, выю ободом полонили, сокола за руки придерживая, чтобы не рвался супротив. Взревел тот, а попусту. Громыхнул конец цепи, у ног кнеженки лег. — Ну? Веди своего раба в клеть за домом. Пусть посидит, подумает. Позже встретимся, за хулу да напраслину поквитаемся. Негоже коль раб на хозяина лает. Он как собака — место знать должен.
— Я и собак на цепь не саживала, за цепи не тягала. Родовича тем паче не стану, — упрямо молвила Дуса. Ярь в душе подниматься начала да такая что саму пугала.
— Обоих накажу, — шепнул Шах.
— Чтоб ты сгинул постылый!
И откуда что взялось — отринула его от себя, к Малу пошла, попыталась окову снять. Но тот за руку ее перехватил, стиснул легонько, ласково и шепнул, улыбку вымучив:
— Не гневись, не тешь аспидов. Воля она ж не в теле — в душе.
Дуса чуть не заплакала до того тошно стало и жалью в сердце обняло. Ринулось наружу запрятанное, все что горело и душу жгло:
— Не сама я здесь, не царица — рабыня. Не муж он мне — хозяин…
— Тише, голубка. Знаю все, вижу, чай с глазами.
— Как ты-то попал? Как родовичи? Матушка с батюшкой?
Шеймон цепь рванул, Мала в снег ринул, только успел тот шепнуть:
— Живы.
И потащили его по снегу, ободом душа. Забился, пытаясь от оков избавиться, сжал руками железо на вые, разгибая и освободился бы не оглуши его хвостом Масурман. Шахшиман же Дусу схватил, толкнул от родича к терему. Та юзом до крыльца пролетел и у ног Шимаханы остановилась. Глянула снизу вверх. Нагайна словно и не видит ее, в даль смотрит, на брата: