— Да… — Коля увидел на дереве белочку. Остановился. Их здесь полно водилось. — Дед сказал, что вы Печерского раскусили. Так ли это?
— Я ничего не могу утверждать, но думаю, он кого-то покрывал из своих ребят.
— То есть Родю все-таки?…
— Столкнули? Возможно. Но никаких доказательств этому я не нашел, как ни пытался. У всех алиби. Та могучая кучка, что была приближена к Маэстро, находилась в одном месте в тот вечер, когда Родя умер. В доме Печерского. Девочка и три мальчика, в том числе Эскин. Они что-то репетировали. У Роди якобы не получалось хорошо сыграть, его подкалывали, он психанул, убежал. Его никто не стал догонять, в том числе наставник. А утром нашли труп Родиона.
— Кто-то все же за ним отправился?
— У парня была зазноба, которая играла Кончиту в той постановке по мотивам рок-оперы «Юнона и Авось» на Дне Нептуна, что была устроена на башне. Звали ее Маргаритой. И в нее, естественно, были влюблены и остальные. Печерский знал об этом и подогревал страсти. Ему нужно было, чтоб дети острее чувствовали эмоции. Это, опять же, только мое предположение…
— И когда Родя погиб, он понял, что натворил, и стал выгораживать кого-то из них?
— Скорее, испугался за свою шкуру. Дети могли выставить Печерского не в лучшем свете, и его заклевали бы.
— Или даже посадили?
— Нет, тогда и статей таких не было.
— Так, ладно, тут ясно… что ничего не ясно. А при чем тут сестра Роди Кира?
— Она ведь тоже занималась в студии.
— Всего год.
— Но на все спектакли брата ходила. И часто на репетиции. Она варилась в том же котле, что и он…
— И что из этого следует?
— Кира вернулась в город и погибла так же, как ее брат. Это настораживает.
— Убийца Роди и с ней разделался, что ли?
— Самые нелепые версии иногда оказываются единственно верными.
— Им может быть Печерский?
— Почему нет? И тогда уже не он покрывал своих питомцев, а они его. Мы не могли давить на детей. Они все были в шоковом состоянии. Но твердили одно и то же. Вскоре студию прикрыли. Об этом позаботилась Эмма Власовна. Знаешь ее?
— Конечно. Поэтесса и заведующая библиотекой.
— А еще ярая детозащитница. Своих родить не смогла, но за чужих горой стояла. Она считала, что Печерский калечит детей. Ломает их психику. Все годы, что театральная студия существовала, Эмма пыталась ее закрыть. Удалось только после гибели Родиона.
— Мне стоит с ней поговорить?
— Я бы не советовал. Женщина еще двадцать лет назад была с приветом, а сейчас совсем, наверное, поехала крышей. А может, и умерла?
— Нет, я бы знал. В городе ее до сих пор любят и уважают. И провожали бы в последний путь с почестями. — Коля шел, а белка скакала с ветки на ветку, будто компанию ему составляла. — Валерий Тахирович, не могли бы вы мне человечка в Москве порекомендовать, к которому можно обратиться по поводу Киры? Она полжизни там провела, прописана опять же в столице. Может, ее убийство и не связано с прошлым?
— Человечка порекомендую. Но сразу скажу, Кира Эскина чистая. Я навел справки. Законопослушная гражданка без приводов и порочащих связей.
— Когда вы успели?
— Умеем мы, советские менты, оперативно работать, — хохотнул Тахирыч. — Контакт я тебе скину. Но мне можешь звонить в любое время.
— Спасибо вам огромное.
— Не за что. Мне только в радость внуку Ильича помочь. Как дело раскроешь, приеду, обмоем.
— Заметано.
Они распрощались, и Николай убрал телефон в карман. Там нашлась рафаэлка. Он таскал с собой эти конфетки, потому что любил их так же сильно, как дедово варенье, но никому в этом не признавался. Он суровый мужик, мент, а «Рафаэлло» для девочек…
И белочек.
Разорвав обертку, он подошел к дереву и положил конфетку на ветку. Пусть зверек полакомится.
Глава 5
Когда он зашел на свой участок, то увидел…
Картину маслом! Так сказал бы Олежка, если б смог пронаблюдать за собой со стороны.
На сочной зеленой траве, под отцветшим вишневым деревом, раскинувшись, лежал пузан с довольной, хоть и местами грязной физиономией. На его носу сидела стрекоза, а под мышкой помещался рыжий кот, он глодал рыбий хвост. Бутылку из-под пива, что валялась с другой стороны тулова, облизывал белый козленок.
— Меня не было пятнадцать минут, а ты успел напиться и завести себе трех питомцев, — проговорил Леша сокрушенно.
— Четырех, — ответил ему Олежек, и стрекоза не улетела, когда он открыл рот. — На дереве птичка.