— Идём? — обронила я, приближаясь к двери.
Когда я потянулась к ручке, Паша заключил меня в кольцо своих рук, и, развернув к себе лицом, принялся целовать. Мы целовались долго, до сбившегося дыхания, до дрожи во всём теле, до хриплых стонов. Его запах, вкус его губ проникли в моё нутро, и, казалось, их оттуда уже ничем не вытравить. Он сводил меня с ума, заставлял забывать обо всём на свете.
Спустя некоторое время Паша отстранился от меня и сбивчиво произнёс:
— Ты права, — он говорил, а сам не отводил взгляда от моих губ, горящих от его настойчивых ласк. — Нам пора.
Я лишь кивнула, и мы, рука об руку, спустились вниз, где уже успели собраться гости.
Вечеринка в честь дня рождения Елены Игоревны проходила с большим размахом. Приглашённый повар готовил на улице шашлык и блюда на мангале. В доме, прямо в гостиной, устроили бар, где опять же приглашенный бармен смешивал коктейли всем желающим. Откуда-то из угла комнаты лилась нежная мелодия, и я заметила, что в гостиной были музыканты. Живая музыка. Блеск.
Всюду сновали люди. Возле стола с закусками стояла Оксана, тётка Паши, накладывая в тарелку какие-то пирожные. Андрей Григорьевич о чём-то оживлённо разговаривал с Петром Николаевичем. Оба в костюмах, сшитых на заказ. Женя, жена Петра Николаевича, стояла возле импровизированного бара, потягивая какой-то ярко-оранжевый коктейль, и строя глазки молодому бармену, чьи руки до самых локтей покрывали узорчатые татуировки. Рядом с Женей находилась дочка Оксаны, Тая. В её руках был бокал с ярко-голубой жидкостью. Очередной шедевр татуированного бармена. Они звонко смеялись, о чем-то беседуя с барменом.
— Хочешь выпить? — предложил Паша, кивнув на барную стойку.
— Не особо, — ответила я, а он в притворном ужасе выпучил глаза.
— Что? Так ты не собиралась сегодня напиваться? Эх, а у меня такие грандиозные планы были на эту ночь! Думал, что сумею воспользоваться твоим состоянием и совратить тебя, — произнёс он мне прямо на ухо, так, чтобы другие не услышали.
Тон его голоса был шутливым, но я почему-то всё равно смутилась. Закатив глаза, я направилась к барной стойке, оставив этого шутника одного.
— Что для вас? — спросил бармен, когда я приблизилась.
— Что-нибудь безалкогольное, — ответила я. Кивнув, бармен принялся трясти свой шейкер.
Уже через пару минут он поставил передо мной прозрачный бокал с жидкостью красного цвета, по вкусу напоминающую грейпфрут. Пока я наслаждалась терпким напитком, не заметила, как возле меня оказалась Аня.
— Привет! Вот так сюрприз! Не ожидала увидеть тебя снова, — протянула она, усаживаясь рядом. Острый взгляд принялся сканировать мой внешний вид, словно выискивая в нём недостатки. — Алиса, правильно? Я ничего не напутала?
— Алёна, — поправила я её, в свою очередь разглядывая шикарное белое платье девушки, длинной до самого пола. В нём она чем-то напомнила невесту на свадьбе. Длинные тёмные волосы Аня уложила в аккуратную причёску, а её губы походили на спелые вишни — были такими же глянцевыми и бордовыми.
— Прости! Просто Пашка так часто меняет подружек, что я не успеваю запоминать их имена! Да и зачем? Ни одна слишком долго не задерживалась в его постели!
Она неприятно захихикала, а потом, будто сообразив, что ляпнула глупость, прикрыла рот ладошкой с идеальным маникюром в красных тонах.
— Ой! Неловко вышло!
Я ничего не успела ответить, поскольку Аня бросила на меня победоносный взгляд, поднялась, и грациозной походкой направилась в сторону Паши, который как раз о чём-то разговаривал с её отцом.
27
Алёна. Наши дни.
С безумно колотящимся сердцем подходила я сегодня к зданию издательства.
Шаг.
Бум-бум-бум!
Шаг.
Бум-бум-бум!
И всё из-за вчерашнего. От воспоминаний щёки запылали, а ноги будто налились свинцовой тяжестью, и каждый последующий шаг давался мне с большим трудом. Идти совершенно не хотелось, а уж видеться с Беляевым, тем более.
Как я теперь посмотрю ему в глаза? Ведь он почти поимел меня на своём же столе, как обычную дешёвку, и только приход Вити Карпова спас положение. А ещё остатки моей гордости и самоуважения.
Мне захотелось хорошенько наподдать себе. Ну что ты за дура такая, Ромашова? Неужели прошлое так ничему тебя и не научило? Ну сколько можно наступать на одни и те же грабли? Сколько ты ещё будешь таять от одного его прикосновения? Почему позволяешь целовать себя? Ну серьёзно!
Нервный смешок слетел с моих губ. Такие проникновенные речи про любовницу задвигала Ивашиной, а сама оказалась ничем не лучше! Стоило только Беляеву подойти чуть ближе, коснуться меня, и вот я уже на его столе с разведенными в сторону ногами. Наплевала на все свои принципы, да и вообще забыла обо всём. Стонала и извивалась, как потаскуха. Голова отключилась, жила и дышала лишь ощущениями. Не думала, что в любой момент кто-то может войти и застать меня в объятиях женатого мужчины! А если бы вошёл Рябинин?
Стыдоба!
Нужно было сразу остановить Пашу, как только он поцеловал меня, но… В тот момент я могла думать лишь о его горячих губах и нежных руках, что вознесли меня к вершине за несколько минут. А я всего лишь хотела украсть немного для себя, хотела снова вспомнить давно забытые ощущения, когда тело поёт. Но разрядка наступила почти мгновенно, и я уже не могла остановиться, содрогаясь в его руках от удовольствия.
Как выяснилось, ничего не изменилось за то время, пока мы с Беляевым не виделись. Он так же без особого труда мог заставить моё тело гореть и трепетать. Знал, на какие точки нужно нажать, чтобы свести меня с ума. Всё как раньше.
Распахнув широкие двери, я вошла в холл, и проследовала к лифтам, один из которых доставил меня на восьмой этаж. По пути же я заскочила к Илье, и как выяснилось, не зря. У него для меня были замечательные новости. Мой компьютер завтра вернут на место, а это значит, что мне осталось продержаться всего один день в обществе Беляева. Это была чертовски приятная новость, которая в разы улучшила моё настроение, поэтому к кабинету Павла Андреевича я подходила с робкой улыбкой на губах.
Постучав, я открыла двери и вошла внутрь, стараясь не привлекать внимания. Беляев был уже здесь, просматривая что-то на планшете.
— Доброе утро, — промямлила я, ощущая, как мои щёки вспыхнули.
— Вы опоздали, Ромашова, — вместо приветствия выдал он, не отрывая взгляда от планшета.
— Я заходила узнать починили мой…
Его шумное сопение заставило меня замолчать.
— Разве я спрашивал где вы были? Меня это не интересует, — он всё же поднял на меня взгляд, и озноб пробежал по моим плечам, покрытых тонкой тканью голубой блузки. Таким холодным он был. — Будьте добры, в следующий раз приходите вовремя, Алёна Владимировна, иначе нам с вами придётся попрощаться.
Он снова вернулся к планшету, словно уже забыл о моём существовании.
А я на время застыла на месте. Столько презрения и даже какой-то надменности сквозило в каждом его слове. Какая разительная перемена в голосе и жестах по сравнению со вчерашним. Вчера, когда он ласкал меня, мне казалось, что он испытывает те же голод и тоску, что и я. Видимо, я снова всё себе надумала. Как и тогда, много лет назад…
Какая же ты дура, Ромашова! Что тогда, что и сейчас!
Боль и обида захлестнули меня, но промолчав, я прошла к столу, при виде которого снова покраснела, и принялась за работу.
Как ни странно, Беляев не подходил ко мне, и вообще, вёл себя так, словно меня здесь и не было вовсе. Что ж, так даже лучше. За работой я не заметила, как подкрался конец рабочего дня. Часы показывали без пятнадцати семь, когда я поднялась из-за стола, собираясь покинуть кабинет. Нужно ещё зайти к Лене, и показать ей…