Я вздрогнул.
— Я разберусь с этим, Вячеслав Викторович, — с трудом выдавил я из себя. — Вы подписали заявление?
— Конечно! А что мне оставалось делать? У нас же не крепостное право, в конце-то концов! — буркнул Рябинин, поднимаясь со своего места.
— Можно заявление побудет пока у меня?
— Разумеется. Можете забрать его, оно у Инги, — с этими словами он покинул кабинет, я же какое-то время сидел в пустом зале, уставившись в стену, а затем сорвался в отдел кадров. В голове вертелись мысли, и одна была хуже и дурнее другой.
Неужели?..
Да не может быть!
Она бы не стала молчать об этом…
Не стала бы, правда?..
У дверей отдела кадров я оказался спустя несколько минут, в течение которых моя голова разрывалась от переполнявших её мыслей. Дёрнув ручку, я ворвался в кабинет.
— Таня, мне нужны документы Ромашовой! Немедленно! — даже не поздоровавшись, выпалил я на одном дыхании.
— Хорошо, Павел Андреевич, — растерянно отозвалась Таня, и вручила мне уже знакомую синюю папку.
Словно ошалелый я принялся перелистывать её, пока не добрался до копии свидетельства о рождении. В прошлый раз я не долистал досюда.
А зря…
Сердце стучало о рёбра, пока я разглядывал чёрно-белую копию на листе формата А4. И впрямь, ребёнок. Мальчик. Вадим. Я посмотрел на дату рождения. Ребёнок родился ровно через восемь месяцев после моего отъезда в Лондон. В строке «Отец» стоял прочерк.
Кровь запульсировала в ушах. В глазах потемнело.
Неужели?.. Твою мать, неужели…
Почему она ничего не сказала мне?
Почему промолчала?
Из моего рта вырвался громкий и какой-то надрывный звук, чем-то отдалённо напоминающий смех. Этот звук напугал девушек в кабинете, и они удивлённо уставились на меня со своих мест. Я видел их глаза, полные замешательства.
В напряжённой тишине, я сделал копию свидетельства о рождении, и, бросив папку на ближайший стол, вышел из кабинета.
30
Алёна. Шесть лет назад.
Я устало тёрла глаза, пытаясь избавиться от пелены перед ними. Нет, так не пойдёт. Нужно срочно заканчивать работу. Интересно, сколько сейчас времени?
— Кость, я больше не могу, — произнесла я, покосившись на одногруппника. — Пойдём уже по домам!
— Фух, хотел сказать тебе тоже самое, — он негромко рассмеялся. — Я уже ослеп практически.
— Ага, — поддакнула я. — Завтра закончим. Тем более первая пара у Светланы Валерьевны.
Мы поднялись, и принялись убирать всё со стола, на котором сейчас царил творческий беспорядок.
— Слушай, Алён, — Костя замялся, явно нервничая. — Всё хотел у тебя спросить. Про Лизу…
Улыбка так и просилась на мои губы, но я сдержала её, чтобы не смущать Шанкова ещё больше. Я уже давно догадывалась, что эти двое не равнодушны друг к другу, только почему-то никак не сознаются в своих чувствах.
— Спрашивай.
— А у неё есть кто-нибудь? Ну, в смысле… Короче, я хотел… Да блин!
— Кость, успокойся. Нет у неё никого.
— Да? — он с надеждой во взгляде посмотрел на меня. — А как ты думаешь, если я приглашу её на свидание, она согласится? У меня есть шанс?
Ответить я так и не смогла, поскольку двери аудитории широко распахнулись, и внутрь вошёл Паша. Одного взгляда хватило, чтобы понять — он зол.
Нет, хуже. Он был в ярости.
Ноздри гневно раздувались, глаза метали молнии. Видимо, что-то случилось.
— Кажется, вы слишком заработались, — чуть ли не прорычал он, бросив на Костю разъярённый взгляд. Одногруппник сделал шаг назад, отступив от меня.
Я уставилась на Пашу. Что это на него нашло? Никогда не видела его таким злющим!
Я схватила свою куртку, и бросив Косте на ходу «Пока!», покинула аудиторию, потянув Пашу за собой.
Только оказавшись в салоне автомобиля, я посмотрела на Пашу и спросила:
— Это что сейчас было?
Ничего не ответив, Паша завёл двигатель, и машина, взревев, словно раненый зверь, сорвалась с места.
Паша выкрутил руль до предела, и машина, быстрая и послушная, резко свернула на оживлённую трассу, без особого труда встраиваясь в плотный поток. Я сидела, вжавшись в пассажирское сидение, и расширившимися глазами вглядывалась в профиль водителя. Чувственные губы плотно сжаты, сквозь легкую щетину на скулах проступали желваки, руки вцепились в руль, да так крепко, что костяшки пальцев побелели.
От него шумными волнами исходила ярость; она заполнила собой всё пространство автомобиля, и я ощущала на себе её цепкие объятия, мешающие нормально дышать. Я ещё не видела его в таком состоянии, и этот Паша, что сидел сейчас рядом, до дрожи в коленях пугал меня.
Я бросила на него осторожный взгляд из-под полуопущенных ресниц, но лицо Паши ничуть не поменялось; оно оставалось таким же напряжённым, вынуждая меня отвернуться. За окном, перемигиваясь, светились огни ночного города, а по пейзажу, что мелькал перед глазами, я поняла, мы едем не ко мне домой.
— Куда мы едем, Паш? — нарушила я звенящую тишину салона.
Он промолчал, плотнее сжав челюсти, и вдавил педаль газа в пол.
Я вновь посмотрела на него. Неужели он так и собирается молчать? Вот упрямый осёл!
Остаток пути мы проехали в полной тишине. Через некоторое время он въехал во двор, где громоздились высотки, и заглушил двигатель. Мы приехали к нему домой.
Войдя в квартиру, Паша притянул меня к себе, и сжал в кольце своих сильных рук. Его горячее дыхание коснулось моего лица.
— Какого чёрта этот мудак ошивался там рядом с тобой? — в его голосе я слышала едва сдерживаемый гнев.
Я сразу поняла, о ком он говорит. Мне захотелось рассмеяться, но Паша сейчас был чертовски взвинчен, и провоцировать его ещё больше, пожалуй, не самая лучшая идея. Вместо этого, я положила свои ладони ему на плечи, ощутив, как под пальцами перекатываются упругие мышцы.
— Потому что он работает вместе со мной над студенческой газетой, — попыталась объяснить я самым спокойным голосом, на который была способна, но, кажется, он совершенно не хотел меня слушать.
Он сильнее прижал меня к своему телу, буквально впечатав в стальные мышцы. Его запах, терпкий и волнующий, сразу проник мне под кожу, и дышать стало тяжелее. Я крепче схватилась за его плечи, боясь потерять равновесие, голова закружилась от желания. Вот глупая! Мне бы разозлиться за его необоснованную ревность, а я таяла, словно эскимо под летним солнцем. Ну почему, почему он так действует на меня?
— Не хочу, чтобы он крутился рядом с тобой, Алён, — сдавленно прошептал Паша, и прижался лбом к моему лбу.
— Я не могу запретить ему, мы вместе учимся. Ты забыл об этом? — мой голос был таким же тихим и ломким, как и его.
— У него явно не учёба на уме!
— Паш! Перестань! — Я хотела отстраниться, но он не позволил. Горячие ладони прошлись вдоль моей спины, и опустились на талию, сжав её.
— Я же слышал, что он сказал! Он пригласил тебя на свидание!
Я негромко рассмеялась.
— Ты что, подслушивал? Знаешь, тогда мог бы дослушать до конца! Тогда многие вопросы отпали бы сами собой!
— На что этот мудак надеться? — в его сбивчивом шёпоте я уловила злость.
— После сегодняшнего он больше ко мне не подойдёт, я уверена, — сказала я. — Ты напугал его и меня. Ты же вёл себя как псих!
— Прости, я просто схожу с ума от ревности! Как представляю, что он или кто-то другой…
Он не договорил, прижавшись своими тёплыми и мягкими губами к моим губам. Он действовал напористо, целовал спешно, будто боялся, что я сейчас исчезну. Наши языки сплелись, губы отчаянно цеплялись друг за друга.
— Ты моя, Алёна, только моя…
Его тихий шёпот тонул в звуках срываемой наспех одежды. Мгновение — и вот на мне уже ничего не осталось. Ещё мгновение — на нём тоже.