— Мама.
Моя мама. Впервые я почувствовал досаду — ну неужели она так отца боится, что ничего не может купить без его одобрения? Катержинку наверняка нарядит. Они всегда из магазинов просто тюки всего привозят. Неужели пара вещей для Гедвики им помешала бы?
— Зато она мне отдала свой берет, — обрадовалась Гедвика. — Он такой красивый и мягкий. Она его раньше носила. Я думаю…
Она осеклась и замолчала.
— Что?
— Неважно. Не обращай внимания.
Берет действительно был красивый, белый, с помпоном, мама его надевала давно, когда была совсем молоденькой. Я вспомнил, как она рассматривала свои старые фото и сказала, что блондинкам белое не идёт. А рыжим — идёт!
Открытки я опустил в почтовый ящик, голубой, со светлой выступающей крышкой.
— Смотри, — обрадовалась Гедвика, — он тоже в берете!
— И правда. Теперь давай, надо спешить.
Как хорошо, что снег ещё не выпал! По снегу мы не могли бы так бежать. Только гравий из-под ног летел. Мы домчались до остановки, никого не встретив. Нам везло, автобус подошёл почти сразу. Только внутри я перевел дух, и сразу сообразил, что произошло страшное. Мы бежали! Гедвика бежала! С ее сердцем!
— Ты как себя чувствуешь, нормально?
— Да, — дышала она всё-таки часто. Но мы же неслись, словно удирали от погони.
— И не болит? Ничего? Не задыхаешься?
— Нет, все хорошо… Ой, погляди, мост!
Я поглядел — мост и мост. Красивый, но что уж в нем такого необыкновенного? А Гедвика радовалась, как ребенок.
— Посмотри, как река блестит! А какая она тут широкая! О, а вот вдали ещё мост, это его брат!
Люди начали оборачиваться на нас и улыбаться. Гедвика смутилась, но восхищаться не перестала, только теперь она это делала шепотом.
— Берег какой! О, а сколько домов, и все такие яркие, как игрушечки!
Даже Катержинка при виде новой куклы так не ликовала. И поневоле хотелось радоваться за Гедвику. Один автобусный билет — и столько впечатлений!
Мы доехали до Средместья и вышли. Гедвика продолжала восхищаться:
— Домики какие! Яркие, словно яблоки!
— Хм…
Домики были с красными, желтыми и оранжевыми крышами. Действительно, похоже…
— Ты что же, в Средместье не была?
— Была на экскурсии, — сказала она, рассматривая ближайший столб. — Давно. Ой, смотри, афиша цирка!
У афиши, такой же яркой, как крыши домов, ветер загнул уголок. На оставшейся части виднелась надпись: «Воздушная фея, уникальный полет под куполом» и ещё что-то. Ниже афиша обещала дрессированных медведей и собачек.
— Но у нас времени нет, — вздохнула Гедвика прежде, чем я сам про это вспомнил. Вспомнил я и про то, что у нас нет лишних денег, из-за поездки я и так могу не собрать нужную сумму к Рождеству.
— Да, а ещё мой дед говорит, что цирк это издевательство над животными, поэтому туда не стоит ходить, — она уже шла дальше, я мог ее и не убеждать.
— Да, я понимаю… А где станция?
— Я туда тебя и веду.
Конечно, мы могли сесть на поезд ещё на нашем берегу реки, но очень уж я люблю Средместье. Там можно зажмуриться или смотреть поверх автомобилей и представлять, что ты в прошлом. В старой чудесной эпохе, когда были и подвиги, и приключения, и каждый день не похож на другой…
Мы обошли театр — так, посмотреть. Всё-таки он красивый. С лотка продавали мороженое, и я, только заметив взгляд Гедвики, взял два. Все равно уже из графика выбился, все равно Юльку просить об отсрочке, так хоть не зря! Нам дали большую картонную тарелку, на ней две большущие вафельные хрустящие трубочки и горка разноцветных холодных снежков.
— Ты какое любишь? Тут два шарика ванильного, два шоколадного, два…
— Я все люблю.
Мороженое мы поделили по-братски, разложили шарики в сладко пахнувшие и липкие рожки поровну. Кончилось оно невероятно быстро, а уж с учётом того, что это мое последнее мороженое до Рождества… Ну да ладно, месяц пролетит быстро!
Мы вытерли руки носовым платком Гедвики, свой-то я порвал, и пошли дальше по улице. Дома тут были разные, и яркие, новые, и старые, солидные. В первых этажах находились магазинчики. Мы бежали мимо пестрых витрин, и наши отражения в стеклах тоже бежали. У книжного магазина Гедвика вдруг остановилась.
— Что? — но я уже тоже его увидел. Он был раскрашен под ската, огромный, только что не с нас ростом. Яркий, как все в этот день. Голубой, как небо. Вокруг него закрутился хвост с кисточками. Бумажный змей.
— У тебя такой был? — спросила она. — В Закопане?
— Нет, мы там сами делали, — я уже увидел цену на этого змея. Не слишком много, наверняка потому, что сейчас ноябрь и не сезон. Я даже взял с собой такую сумму на всякий случай, но тратить я ее не собирался…
— Пойдем, — Гедвика взяла меня за руку. — Уже скоро зима. Пускать его негде.
— Да…
Действительно, мы сейчас могли бы добежать до парка, но там не развернется. Возле нашего дома? На пустыре? А успеем ли, это летняя забава…
— Пойдем?
У нее в голосе чувствовалась нотка сожаления. Я отодвинул ее руку:
— Подожди тут минуточку…
Когда я вышел из магазина вместе со змеем (стеклянная дверь чуть не прищемила ему хвост), Гедвика одновременно счастливо смеялась и укоризненно качала головой.
— Что ж теперь мы будем делать? Его негде запускать.
— Ждать весны, змей уже есть. И он будет ждать вместе с нами.
Только вот где? Эх, я даже не подумал, как спрятать свою покупку дома, чтобы отец не бухтел. Я поддался импульсу, как говорит наш учитель математики (он ещё физику ведёт у старших классов). А, ладно, придумаю что-нибудь!
От змея пахло клеем и ещё чем-то резким и свежим — так пахнут новые книги. Я задумался вслух, пустят ли нас с ним в поезд, а Гедвика успокоила, что в поездах ещё и не то провозят. Мы совсем уже было собрались бежать на станцию, и тут Гедвика остановилась, как вкопанная. На лице у нее появилось такое же выражение, как при виде змея в витрине.
— Что такое?
— Вон там, — выдохнула она, глядя мимо меня и дурацки улыбаясь. — Ты погляди, кто там стоит! Это же писатель! Арсен Грабец!
Я поглядел. Великий литератор остановился у фонарного столба неподалеку от нас и искал что-то в записной книжке. Он с виду ничем не отличался от обычного человека, и внешность у него довольно неказистая, я даже удивился что Гедвика его узнала. Лысеющий дяденька с небольшой светлой бородкой, среднего роста, и не сказать, чтобы атлет.
— Он такие стихи пишет! — восторженно продолжала Гедвика. — У нас у Хельки, она из старшей группы, есть томик его стихов, ей родные передали… Там про любовь, понимаешь?
Я-то понимал. Больше великий писатель ничего и не сочиняет. Но теперь… Удачно я его встретил, однако!
— Подожди ещё минутку, — скомандовал я и нырнул обратно в книжный магазин.
Продавщица посмотрела на меня странно, но мне было плевать. Я попросил самую небольшую по размеру (чтобы нести было удобно, у меня ж ещё змей!) книгу стихов Грабеца и выскочил на улицу.
Гедвика тоже посмотрела на меня странно, особенно, когда я прошел мимо нее прямо к великому литератору. К счастью, он так и стоял, уткнувшись в свой блокнот. Я подошёл поближе и поздоровался погромче. Писатели — народ рассеянный, с ними надо по существу, это все знают.
Он оторвался от своих записей.
— А, внук пана Петра, — сказал он приветливо. — Матфей, Лука, Иоанн… Марк, точно — Марек. Как дедушкино здоровье?
— Спасибо, лучше. Он под наблюдением, но врачи говорят, что Рождество он наверняка встретит дома.
— О, замечательные новости. Передавай ему привет, — он со мной говорил, почти не видя и не слыша меня, как всегда взрослые говорят с детьми.
— Пан Арсен, знаете, я спешу…
— Так я тебя не задерживаю, — сказал он по-прежнему приветливо.
— Вы подпишите книжку, пожалуйста, — я сунул ему томик стихов правой рукой, левой перехватил змея — эх, неудобно, лучше б Гедвике отдал.