— Все это возьмешь домой, когда меня проводишь.
Жихарев появился минут за двадцать до того, как Ершову нужно было уходить. Поставив на стол принесенную им бутылку полусухого азербайджанского вина «Барзак», он грустно произнес:
— Надеюсь, на прощание ты не откажешься?
Ершов усмехнулся:
— Пожалуй, напрасно надеешься.
— Как?! — ужаснулся Жихарев. — В такой исторический момент? Ты с ума сошел! И слушать не хочу!
— Тем более, — насмешливо сказал Ершов. — В такой исторический момент надо поглядеть друга на друга трезвыми глазами, чтоб хорошенько запомнить все.
— Ну, знаешь ли… это уж слишком серьезно… я таких твоих соображений не понимаю. И наконец, я же принес не коньяк и не водку…
На станции, откуда отправлялась часть Ершова, была суматоха. По путям быстро туда-сюда сновали военные, бродили штатские. Милиционеры, пытавшиеся освободить пути от штатских, ничего не могли поделать: среди штатских преобладали девушки и женщины, а на них никакие уговоры не действовали.
Алеша вместе с Наташей и Жихаревым быстро нашел свой состав, стоявший на первом пути. Вагоны были уже заполнены мобилизованными. Когда пошли вдоль состава, молодой парень, стоявший у открытой двери одного вагона, окликнул Ершова. Они познакомились друг с другом в военкомате, вместе ходили за обмундированием, и теперь парень издали узнал его. Это и был вагон, в котором находилось отделение рядового Ершова, отпущенного командиром взвода под честное слово на три часа. Ершов, увидев командира, доложил, что прибыл, потом передал окликнувшему его парню вещмешок и вернулся на платформу. Ему хотелось бы теперь сразу сесть и уехать, потому что стоять и ждать отправления поезда — занятие нестерпимо нудное. И все же минут пятнадцать пришлось ждать. Стояли, почти не разговаривая, казалось, все нужное уже переговорено, а о пустяках болтать Ершов не привык. Да и Жихарев вел себя необычно сдержанно.
Молчала и Наташа. Лицо ее было задумчиво-сосредоточенное, губы плотно сжаты.
— Не подумай, Алеша, чего-нибудь плохого, скоро и я буду там, — сказал Жихарев, не смея взглянуть на друга прямо и отводя глаза в сторону. — Мы увидимся, я обязательно найду тебя.
— Буду ждать, — недоверчиво улыбнулся Ершов.
— Нет, ты не улыбайся так… я совершенно серьезно говорю.
— Да я ничего, — смутился Ершов.
— Поверь, искренне жалею, что не пошел с тобой в военкомат. Поехали бы вместе… Просто не представляю, как я теперь буду без тебя… Так привык к тебе… кажется, ты мне родней брата родного.
Ершов промолчал. Ему почему-то было неловко, хотя не новое уже признание Жихарева в любви и дружбе в этот момент было для него приятно.
Наташа смотрела и смотрела на мужа, вернее, на его лицо, на голубые, милые для нее глаза, светившиеся сейчас как-то необычно: и строгостью и добротой. Она чувствовала, что Алеша не с полным доверием относится к словам своего товарища, но в то же время почему-то и возражать ему не хочет. И чем дальше, тем все сильней и сильней волнение и боль расставания с мужем туманили ей голову. А когда после бодро-призывного сигнального рожка раздалась команда: «По вагонам!» — и Ершов, приблизившись, обнял ее и пригнулся для прощального поцелуя, она крепко обхватила его шею своими маленькими, но сильными руками и повисла на нем почти без чувств. Ершов выпрямился и несколько мгновений поддерживал жену руками, прижимая ее к своей груди.
— Натик мой! — шептал он. — Что с тобой, Натуся? Не надо, не надо так, милая! Возьми себя в руки. Ты же у меня умница… Все будет хорошо. Успокойся, родная!..
— Ой, Лешенька! — выдохнула Наташа. — Не могу я… Миленький ты мой, ненаглядный ты мой! Как же я без тебя жить буду?.. Осиротеем же мы с доченькой совсем, — бессвязно бормотала она.
Ершов насильно развел ее руки, поставил наземь.
— Все, Натуся, все! Мне пора, — сказал он, повернулся к безмолвно стоявшему тут же Жихареву, обнял и поцеловал его.
— Если бы меня любила так жена! — горестно прошептал Жихарев другу в ухо. — Какой ты счастливый! — И громко добавил: — Будь здоров! До свидания! Ты напрасно не веришь мне, я серьезно говорю, найду тебя.
— Да я ничего, — смутился Ершов и еще раз торопливо поцеловал жену, потерянно глядевшую на него снизу вверх полными слез глазами, и твердым, быстрым шагом направился к своему вагону. Черная недлинная тень его скользила по земле вслед за ним.
Солнце давно уже сдвинулось с полудня книзу, но светило все еще жарко. Люди не замечали ни солнца, ни жары: им не до того было.