«А может, сходить? Мириться-то, пожалуй, не стану. Да и почему мне мириться? Я же с ним не ссорился. Отец сам отказался от меня, — значит, он виноват… он и мириться должен».
— Хорошо, мам. Раз ты считаешь нужным, пойду.
— Вот и славно! — обрадованно сказала мать. — Давно бы так-то.
За столом, у небольшого окна, занавешенного плотной серой дерюжкой, такой же, какими мать занавесила окна в доме, друг против друга на венских стульях сидели отец и Макар, в одних нижних рубашках с воротниками нараспашку, обнажавшими их обширные груди, заросшие густым золотистым волосом.
В «келье» было тепло, даже душно. Смесь разнообразных запахов пахнула Андрею в лицо, как только он открыл дверь: жареного мяса, керосиновой гари, лампадного масла и человеческого пота. И он невольно задержался у порога.
На столе — початые бутылки водки, рябиновки, яичница на сковороде, в керамической эмалированной миске — мясо крупными кусками, на белых тарелках — нарезанные колбаса и сыр («Макар привез!» — подумал Андрей о колбасе и сыре), ломти белого и черного хлеба — прямо на столе, покрытом клетчатой розоватой клеенкой. В углу, перед образом богоматери с младенцем на руках, как всегда, синий свет «негасимой» лампады. А над столом — большая висячая лампа, ярким светом освещающая всю «келью». «У себя керосину не жалеет!» — подумал Андрей об отце и негромко произнес:
— Мать говорила, звали вы меня.
— А-а! Братень! — радушно улыбаясь, весело вскрикнул Макар. — Проходи, проходи, чего стал? — повернувшись всем плотным, широкоплечим корпусом в сторону пришедшего гостя, говорил он с видом человека, очень обрадованного. Потом встал — малорослый, коренастый, большеголовый, с выдававшимся животом — и медленно двинулся навстречу Андрею, по-гусиному переваливаясь с ноги на ногу. — Давно ждем. А тебе, оказывается, особое приглашение требуется. Это уж совсем лишнее между родными.
Макар взял Андрея под руку и повел к столу. Полное, круглое, чисто выбритое и немного потное лицо его багровело то ли после бани, то ли от выпитой водки, «букетом» которой потянуло от него, когда он приблизился к Андрею. Рыжеватые волосы, расчесанные на косой пробор, немного лоснились, — они были еще влажными после бани, в маленьких глазках посверкивали зеленоватые, как у отца, хитрые огоньки.
— Садись рядком, поговорим ладком, — усаживал Макар брата на темно-коричневый стул, очевидно специально для Андрея загодя подготовленный. — Извиняюсь, мы с батей только что из бани… потому не по форме одеты… Ну да ведь мы же свои.
— Садись, ежели не брезгуешь нашей кумпанией, — негромко добавил отец, застегивая воротник сорочки, как бы из приличия.
Андрей и сам был без пиджака, в верхней светлой рубашке, заправленной в брюки. Он сел, сказав, что совсем неважно, как они одеты. На столе перед ним были пустая тарелка, вилка, нож, стеклянная стопка.
Макар, усевшись на свое место, проворно схватил поллитровку с водкой.
— Не надо… не пью, — сказал Андрей.
— Ты что! Не понимаешь? — серьезным тоном упрекнул Макара отец, все время не сводивший с Андрея пытливого взгляда. — Ученый человек, а ты ему водку суешь! Не полагается ихнему брату. Ученые теперича вроде дворян, а те редко к водке прикасались, больше наливки, вина разные потребляли. Может, рябиновочки? — услужливо предложил он. — Она, конечно, куда приятней. И градусами послабше.
— Да зачем? Ничего не надо, — нахмурясь, сказал Андрей. — Я так посижу.
— Ну нет! — решительно заявил Макар. — Так нельзя. Так не годится. Как же это? Стало быть, ты и вправду брезгуешь нами! И мной то есть, и папашей. У нас так, братень, не водится. Будь ты совсем непьющий — куда еще ни шло, но ты вполне пьющий. Помнишь, однова мы с тобой на вокзале…
— Тогда мы сухое виноградное пили, — сказал Андрей, дивясь, что Макар запомнил их случайную встречу в тридцать восьмом году.
— Не знал, что застану тебя здеся, привез бы и виноградного. Надо, братень, от старшого не отрываться. Задумал поехать — пришел бы и сказал: так, мол, и так… Вместе бы и приехали и, чего потребно, купили. Думаю, однако, что русская рябиновая ничуть не хуже виноградного.
И Макар быстро наполнил янтарной жидкостью стопку Андрея.
— За компанию, Андрюша, — гостеприимно и простодушно улыбаясь, сказал он. — Хоть немного, а надо обязательно выпить. Пожалуйста, будь ласка, не чурайся нас. Давай как свои родные, а не как чужие! Выпей, закуси. Потом поговорим. Ну, будь здоров!