— Как он докажет, что мы агитировали? Мы ж не дураки, чтобы признаться. Ничего такого не говорили, мол. Нас двое, а он один. К тому же ты — партейный…
— Так-то оно так, — немного успокаиваясь, вздохнул Макар. — Но надо бы потоньше, похитрей. А вы напрямую: руки кверху.
Вошла Настасья.
— Чего у вас тут вышло? — озабоченно спросила она, подходя к столу. — Опять поцапались, что ли?
Макар настороженно уставился на мать:
— А чего Андрей вам говорил?
— Говорит, зря пошел к вам. Чем вы тут обидели его? Я же тебя просила, Панфилыч… помягчея бы.
— Никто его не обижал, мамаша, — смелея, заговорил Макар, поняв, что Андрей не рассказал ей, о чем тут шла речь. — Воображения, фанаберии много у Андрюшеньки вашего. Как же — ученый! Где же ему с простыми людьми знаться! С нами ему ни пить, ни курить! Ноздри раздул, встал и ушел… да еще дверью хлопнул. Спрашивается, мамаша, при чем же тут мы с папашей?
— Ох, господи! — скорбно вздохнула Настасья. — И чего же вы друг с другом этак-то? Вы на него, он на вас… Нельзя разве по-хорошему, по-родственному? И чего вы тут с ним не поделили?
— Тут дело такое, Настя, — серьезно и важно заговорил Аникей Панфилович. — Образованность! Попа грамота замучила, а нашему Андрюхе — большая образованность покоя не дает. Она мешает ему и знаться с нами. Но ты поимей в виду: ни Макар, ни я на Андрюху не сердимся. Хорошенько пробери его, пусть он нос кверху не дерет.
Настасья сокрушенно покачала головой. Немного успокоили ее слова Аникея Панфиловича, что они с Макаром не сердятся на ее младшенького.
— Ладно, поговорю с ним, — пообещала она. — Горе мне с вами, никак не помирю вас. Ровно козлы — все бодались бы!
Взяла со стола тарелку, нож и вилку Андрея и хотела уйти, но Макар остановил ее.
— Не торопитесь, мамаша, — мягко сказал он. — Тарелочку, ножичек и вилочку оставьте… и подите позовите Андрюшу. Скажите — брат с отцом просят. Надо нам договориться с ним по-хорошему. А сами подождите, покамест не заходите, помешать можете. Вы, мамаша, на все глядите по-женскому, а промеж нас дела сурьезные, мужские. Так-то!
Настасья наставительно возразила:
— По-божьему я гляжу, а не по-женскому. Господь наш Исус Христос всех велит любить… и своих и чужих, а вы ро́дные и никак не сговоритесь.
— Сговоримся, — заверил Макар бодрым голосом. — Идите, идите, позовите. Скажите — просим его. — повторил он.
Минут через пять Андрей пришел, остановившись у порога, натянуто, холодно спросил:
— В чем дело?
Макар встал, неспешными шагами вразвалочку подошел к брату. Приподнял широкие полные плечи и, раскинув руки в стороны, вкрадчивым мягким голосом сказал:
— Что это ты, братень? Осерчал? Мы же с папашей хотели откровенно поговорить, не по шпаргалке, а по-родственному, а ты вдруг запылил, зафыркал, словно мотоцикл.
— По-родственному поговорить о том, как руки поднимать перед фашистами? — угрюмо спросил Андрей, не двигаясь с места, жестко, в упор глядя на брата.
— Да не смотри ты на меня такими страшными глазами! — Добродушно улыбаясь, Макар ловко пристроился к брату сбоку, взял его под руку. — Глядишь, как на врага народа. Не понял ты нас с папашей. Я тут стал пробирать его за такие необдуманные слова, а он говорит: «Прощупать хотел, как он военное положение наше понимает». То есть ты. А разве сам папаша захочет руки поднимать перед Гитлером? Правда, папаша?
— Чай, русский я, — отозвался Аникей Панфилович, насупливая рыжие брови. — Немцев сам давно не люблю. Шутейно сказал… ради затравки.
— Понял? — Макар осторожно попробовал сдвинуть брата с места. — Пойдем, пойдем к столу, побеседуем…
Некоторое время Андрей упирался, соображая, с чего брат с отцом снова позвали его. С испугу или еще почему-либо?
— Приходила мамаша, — как бы угадывая мысли брата, продолжал Макар. — Что это вы, говорит, грызетесь, чего не поделили? В самом деле, чего нам делить? И зачем мамашу расстраивать? — Макар знал, что Андрей сильно любит и уважает мать, и потому умышленно ссылался на нее.
Андрей молчал. «Наверно, и вправду мать пробирала их. Для нее наш раздор — большое огорчение. Но как же быть? Не могу я с ними ладить. А может быть, отец и в самом деле испытывал, проверял меня?»
— Ну, пошли, пошли, книжка твоя никуда не денется, — тянул Макар теперь уже слабо упиравшегося брата. — В городе читаешь и сюда приехал — читаешь. Надо же и мозгам отдых давать. Посидим немного, потолкуем, и мамаша успокоится.