Выбрать главу

Аникей Панфилович ажно в затылке почесал. Недоверчиво спросил:

— А не лишнее насчет поездов-то? Не загибаешь, сынок? К примеру, как я могу?

— Не об вас речь, папаша, — скороговоркой перебил Макар. — Не об вас. Имеется в виду тайная организация… в городе она будет… А вам посильное задание и тут найдется. Об этом договоримся после. Согласны вы вступить в такую нашу организацию?

— А чего же все-таки от меня нужно? Чего потребуется?

— Покамест — одно ваше желание, больше ничего от вас не требуется. Заявлений о вступлении писать не надо… билетов у нас нет, анкет и списков не ведем. Все держим в памяти. И в тайне. И членских взносов не берем. Никаких чтоб письменных следов! Понятно?

— Понятно, — согласливо кивнул Аникей Панфилович. — Придумано разумно. А кто же у вас за главного? Случаем, не ты?

— Что вы, папаша! Хотя я и не последняя спица в колеснице, но такой образованности у меня нет. Для этакого дела образованность большущая требуется. Даже этот дружок мой, с которым мы немецкую передачу слушали, и то не годится, хотя он и по-немецки читать, писать, разговаривать умеет. За главного у нас — из бывших дворян… Замаскированный, конечно. Ух и головастый мужик! На трех языках, окромя русского, свободно балакает. Сочинения Маркса, Ленина — назубок! Ну, папаша, как же?

— И много вас таких в городе?

— Покамест пять членов.

— Ну ладно, считай меня шестым, — каким-то очень серьезным, даже торжественным тоном проговорил Травушкин.

В «келье» было тихо. Оба помолчали. Неторопливо отстукивали секунды ходики, висевшие на стене, и маятник качался с каким-то пронзительным железным звяканьем, вроде бы с насмешливым присвистом.

Аникей Панфилович подошел, подтянул гирьку часов, неожиданно подумал: «Ежели обернется так, как Макарка бает, часы с кукушкой заберу из правления».

Снова заговорил Макар:

— Есть небольшая поправочка, папаша. Я сказал, членских взносов не берем. Это верно. А все же посильная денежная помощь организации нашей впоследствии времени, наверно, потребуется от каждого. Не сейчас, не сейчас, а впоследствии времени, — пояснил Макар, заметив, что отец, как-то потерянно взглянув на него, нахмурился. — К примеру, скажем, листовочку выпустить. Бумага нужна? Нужна. Ее доставать придется по блату. Значит, платить повышенную цену, потому как в магазинах такой бумаги днем с огнем не сыщешь. Печатать листовку тоже задарма никто не станет. И снова не миновать платить не по государственным ставкам. Ведь тот, кто печатать возьмется, считай, чуть не головой будет рисковать… бесплатно он не согласится. Понятное дело, твердого взноса не будем назначать, от каждого по силе-возможности.

Аникей Панфилович каким-то жалобным, слабосильным голосом проговорил:

— Насчет денег, сынок, сам знаешь: у меня теперича доходов никаких. Обувишку починяю иной раз, так разве же это заработок? А на трудодни чего? Кукиш с маслом. Абы с голоду не подохнуть.

— Да это не сейчас, папаша, это впоследствии времени, — успокоил Макар. — Сейчас наш главный поручил мне узнать, может ли наша подпольная организация надеяться на ваше личное участие и поддержку. Ваше полное согласие — этого покамест вполне достаточно для организации.

Макар налил отцу рябиновки, себе водки:

— За успех нашего общего тайного дела, папаша, — солидно произнес он, поднимаясь и чокаясь с отцовской стопкой.

Аникей Панфилович раздумчиво закрутил головой.

— Дело очень сурьезное задумали вы там, в городе, — двигая рыжие густые брови, глубокомысленно сказал он, беря свою стопку. — Смотри, сынок, не засыпаться бы вам! Ты говоришь — «тайная», «подпольная» организация… и так легко выговариваешь! А ведь это все равно что по канату над пропастью… Советская власть — очень сильная власть, сынок. Она сильней во сто крат Николашки Последнего… Она беспощадна к врагам. Мы и пикнуть не успеем. Тут ведь какое дело получается: одно — если я сам чего-нито сболтну, и совсем другое — ежели от организации.

— Говорю же, никто знать не может… все у нас в секрете, — пояснил Макар.

— В секрете-то в секрете… и что бумажек не пишете — все это хорошо. Но вот ты приедешь в город и скажешь своему главному: есть, мол, такой Аникей Панфилов, проживает там-то, дал согласие… А надежный он, ваш главный-то? Не может так быть — нарочно он вас подбивает, чтоб выведать? Маркса, Ленина читает… А ну как он большевик в душе и к вам подослан?