Плугов громко заявил:
— А скирдоправом меня пошлите, товарищи. Дмитрий Ульянович! — обратился он к председателю. — За меня пускай Пелагея Половнева побригадирствует. Она по огородному делу не меньше меня смыслит.
— Спасибо, Лаврен Евстратович. За сознательность твою спасибо. Так и сделаем, — сказал Свиридов.
Галя и Лена назначались на лобогрейку, а Вера Плугова и Наташа Ершова — на вязку снопов. Галя хотела сказать, что никогда не работала на лобогрейке и не умеет с нею обращаться, но не решилась. «Как другие, так и я», — подумала она. В конце совещания и этот вопрос был разъяснен. Свиридов объявил, что не умеющих работать на лобогрейках завтра будет обучать возле кузницы Петр Филиппович Половнев. Явиться нужно не позднее шести часов утра.
На другой день рано утром девчата в синих комбинезонах (в юбках работать на лобогрейке неловко и небезопасно), выданных кладовщиком, верхами на лошадях, атаковали Половнева. Лобогреек было четыре — по две на полевую бригаду. К каждой лобогрейке и паре лошадей прикреплялось по две девушки.
Петр Филиппович приказал запрячь лошадей в лобогрейки, стоявшие возле кузницы. Когда девчата запрягли и выстроились пара за парой, стал обучать их, начав с последней. Галя, стоявшая впереди, негромко заметила:
— Надо по очереди, батя!
— А я и так не всех сразу, — не глядя на дочь, шутливо отозвался Половнев. — Имей терпение, — добавил он, подходя вплотную к лобогрейке, на которой гордо восседала Ксения Рыбалкина, плотная, грудастая девушка с овальным загорелым лицом, в коричневой с розовыми цветочками косынке. Она два лета уже работала на этой машине и в обучении не нуждалась. Однако все наставления Половнева слушала внимательно.
Девушки, побросав свои лобогрейки и лошадей, тесной кучкой обступили Петра Филипповича, стараясь не упустить ни одного его слова, с любопытством и завистью следили за его умелыми руками.
Из кузницы вышел Блинов, с измазанными носом и щеками, в грязном кожаном фартуке, в засаленных брюках. Намереваясь приступить к обучению, он приблизился к следующей паре. Половнев остановил его:
— Не мешай, Арсей, я сам.
— Ловко, — озадаченно проговорил Блинов. — Забрал всех девчат под свою власть, а меня, значит, в сторонку. Ох и хитрый же народ старички эти.
— Ты на кого намекаешь? — усмехнулся Половнев.
— Без всяких намеков, Филиппыч, напрямик говорю. Нехорошо так. Монополия получается. Мне, между прочим, тоже хотелось бы позаниматься с ними. Смотри, какие они сегодня все интересные, хотя и закутались в мешки, — шутил Блинов, толкаясь между девушек. — Почем материя? — спрашивал он, ощупывая новенькие комбинезоны.
Девушки смеялись, хлопали его ладонями по спине. Лена Бубнова грубо прикрикнула:
— Чего лапаешь грязными ручищами-то!
На хлопки Блинов не сердился, только громко покрякивал, словно они доставляли ему невесть какое удовольствие.
— Еще, еще разок. А ну, вдарь по правой лопатке. Во-во! Ай, здорово! Теперь с месяц можно в баню не ходить.
— Утихомирься ты, за-ради бога, Арсей! — останавливал его Половнев. — У девчат мысли путаются от твоей болтовни.
— А у меня от них, думаешь, не путаются? — не унимался Блинов, и все худощавое, измазанное лицо его сияло. — У меня и вовсе голова кругом пошла. Что ни девка, то красавица! А я — грязный, физия как у кочегара в аду. Мне бы помыться, костюмчик новенький, белую рубашку с красным галстучком во всю грудь. Тогда бы они не били, а целовали меня.
Половнев, нагнувшись было, чтобы показать ножи лобогрейки, строго посмотрел на своего помощника.
— Ты долго будешь тут балабонить! — сердито сказал он. — Чего ты болтаешься? Дела не найдешь?
На лице Блинова появилось нарочито испуганное выражение.
— Филиппыч! Не смотри на меня этак! Я страшно нервенный, могу в обморок свалиться.
И подпрыгивающей походкой, выворачивая ноги, как Чаплин, направился в кузницу.
Глядя на него, девушки громко смеялись. Ксения Рыбалкина серьезным тоном заметила:
— Веселый у вас помощник, дядя Петро. Куда веселей Алешки Ершова!
— Да, — с добродушной улыбкой согласился Половнев. — С ним не заскучаешь. Алеша, девушка, воюет. Письмо недавно прислал.
— Чего же пишет? — спросила Ксения.
— Многое пишет… бьют они там немца в хвост и в гриву, — приврал Половнев. — И об Иване Тугоухове пишет. Неслыханной, мол, храбрости парень!
Рыбалкина покраснела и ничего больше не сказала: Иван Тугоухов последнее время считался ее женихом.