Ершов выдвинулся на шаг вперед.
— Я Ершов! — спокойно и негромко сказал он, теряясь в догадках, зачем он понадобился командарму.
— Мне доложено, — сказал командарм, — что вы подстрелили двух фашистов.
— Одного, товарищ командующий, — проговорил Ершов, подумав: «Вон в чем дело. Уже доложено. Снимщиков, наверно. Когда же он успел о сегодняшнем-то?»
— Мне известно, что двух, — продолжал командующий. — Одного парламентера, который хотел капустой бойцов кормить.
— Разрешите, товарищ командующий, — прервал его Ершов.
— В чем дело? — видно недовольный, что его перебивают, отрывисто проговорил командарм.
— Не я убил парламентера с капустой, а товарищ Чернов.
— Ну хорошо, — уже потише и помягче сказал командарм. — После разберемся. Мне доложено также, что второго фашиста вы, Ершов, убили из мести за товарища. Великолепный поступок, достойный подражания и награды. Полковник Берестов, прошу!
Из группы сопровождавших командарма вышел ниже среднего роста плотный человек с четырьмя шпалами на воротнике гимнастерки. Подойдя к Ершову, стоявшему немного впереди Чернова и Скибы, он стал прикреплять на левую сторону груди бойца светлую медаль, слегка блеснувшую на солнце. Так как Ершов был очень высокого роста, то полковнику пришлось не только задрать руки, но и слегка привстать на цыпочки.
Прикрепив медаль, полковник Берестов отступил на шаг от Ершова и торжественно произнес:
— Боец Ершов! Командованием армии вы награждены медалью «За отвагу» за проявленные вами храбрость и мужество!
Ершов впервые процедуру награждения переживал лично. Награда эта взволновала его, но он немного растерялся и не знал, как вести себя и что сказать. После небольшой, очень короткой паузы, самому ему показавшейся чрезмерно длинной, он, глядя на командарма, сказал:
— Благодарю, товарищ командующий! Служу Советской власти, советскому народу!
— Может, вы снайпером хотели бы стать? — спросил командарм.
— Снайпером не могу, товарищ командующий. Терпенья не хватит выслеживать. Хочется не по одному, а кучно… в бою. Из пулемета, например.
— Желание похвальное! — довольным голосом пророкотал командарм.
— Но в нашем взводе ни одного пулемета, а пулеметный взвод укомплектован. Так говорит командир нашего взвода.
— Учтем! — сказал командарм. — Полковник! Запишите и распорядитесь: один пулемет «максим» этому взводу. Ну, а как тут немец капустой вас угощал? Зайцами обзывал, Москву грозился забрать. Это верно?
— Так точно, — сказал Чернов.
— Ослы они, фашисты! Опьянели от побед на Западе и спьяну львов начали принимать за зайцев. Мы им покажем, какие мы зайцы. Не за горами время, когда мы их русским луком с горчицей накормим. До отвала накормим. Кровавыми слезами заплачут они вместе с Гитлером своим от нашего угощения… и улепетывать будут пошвыдче зайцев в свой фатерлянд. До свидания, товарищи! Боевых успехов вам!
Командарм козырнул и, круто повернувшись, быстро двинулся дальше. Командиры — за ним.
Красноармейцы с минуту стояли молча. Встреча с командующим армией произвела на них сильное и благоприятное впечатление. Командарм явно всем понравился. Ершов думал: «Чапаевской складки командарм этот. В гражданскую, наверно, вместе с Фрунзе, Ворошиловым белогвардейцев бил!» Он забыл, что поначалу сравнивал командарма с Суворовым, а вернее, сравнение это теперь показалось несколько отвлеченным, сравнение же с командирами гражданской войны было и уму и сердцу ближе.
Обращаясь к Скибе, Ершов после небольшой паузы сказал:
— А ты, Кузьма, говорил, что теперь нет таких полководцев у нас, как Александр Невский. Видал, каков наш командующий! Он посильней Невского.