— Правильно! — воскликнула Наташа, оживляясь и отводя глаза от Тоболина. — Пить хочется незнамо как. Язык совсем закаменел от сухоты.
Тоболин, чувствовавший себя несколько неловко под взглядами девушек, пообещал напоить их «чудной ключевой водой» и тронул своего буланого. Когда он отъехал подальше, Вера все так же серьезно сказала:
— Вот молодец! Ух и напьемся же мы!
— Правда, девочки, Сергей Владимирович парень хоть куда, — простодушно заметила Лена. — Сзади он на твоего Ильюху смахивает, Галка. Посмотри.
— Не выдумывай, — оборвала ее Галя. — Давай-ка лучше поедем. Пока он воды привезет, мы круг сделаем.
— Ладно, ехать так ехать. Неугомонная ты! — садясь на лобогрейку, сказала Лена. — Совсем замордуешь меня… да и коней тоже.
Полного круга они не успели сделать, Тоболин перехватил их на середине загона. Он привез чуть не полное ведро прозрачной холодной воды из родника, находившегося километрах в полутора от загонов. Вода, конечно, плескалась, и штанина серых брюк Тоболина на правой ноге ниже колена потемнела. Саженки с ним теперь не было, — наверно, он оставил ее на стану, где брал ведро.
Лобогрейка остановилась.
Опять подбежали Вера и Наташа, и девушки стали пить по очереди через край ведра. Тоболин смотрел на них, не слезая с буланого.
— Этого ведерка вам, пожалуй, не хватит, — с улыбкой говорил он, чувствуя ко всем четверым теплое душевное расположение. «Вот такие простые, трудолюбивые и кормят хлебом всю страну».
А девушки жадно пили, обливаясь и смеясь.
«Не мог догадаться кружку попросить у поварихи», — упрекнул самого себя Тоболин.
— Спасибочки вам, — сказала Наташа, вытираясь рукавом розовой кофточки, первая отстав от ведра и подходя к Тоболину.
— На здоровье, — кивнул Тоболин. — Как ваши дела, Наташа? Алеша пишет?
Наташа вздохнула:
— Прислал намеднись. Пишет: в боях не был, оборону держит его часть. Да это он небось, чтобы я не тревожилась.
— Ответ написали? — спросил Тоболин.
— Когда же? В воскресенье напишу. Митрий Ульяныч обещал отпустить к девочке.
— Привет передайте Алеше от меня. — Тоболин тронул буланого серебристыми стременами старинного седла (седло это взято в тридцатом у Травушкина, а Травушкин «визировал» его еще в семнадцатом по осени в имении Шевлягина). — До свидания, девушки. Ведерочко снесите на стан, отдайте Лукерье. Я еду на ток и вряд ли уж вернусь к вам.
— А как же с вечерним обмером? — забеспокоилась Галя.
— Пришлют кого-нибудь другого, — ответил Тоболин, задерживая лошадь.
— Да вы чего надумали? — сказала Наташа. — Хотите все-таки покинуть нас?
Тоболин махнул рукой:
— Долго объяснять. В город поеду… по делам.
— Господи! — с грустинкой проговорила Наташа, когда Тоболин отъехал. — Какой же он славный да хороший, этот Сергей Владимирович. Вроде моего Алешки… даже будто и лучше.
— Это уж ты напрасно, — заметила Галя. — Алеша знаешь какой?
— Нет, все-таки Сергей Владимирович тоже особенный, — сказала Вера. — Сколько лет живет у нас в Даниловке и ни за кем не ухаживает, с девчатами не гуляет… словно монах какой… А ведь он же холостой, говорят.
— Нашла монаха! — засмеялась Лена. — И ничего-то вы, девочки, не знаете и не подозреваете! На собрании не зря галдели: он с Галки глаз не сводит… и весь день вертится около нашего загона.
— А может, он из-за тебя тут вертится, — сердито оборвала ее Наташа. — А ты на Галю киваешь.
— На кой леший он мне сдался? Я шибко ученых не люблю. Мне бы ухажера попроще, нашего деревенского, вроде Федьки Огонькова.
— Дурища ты, Аленушка, больше никто! — спокойно сказала Галя, — Давай-ка садись. Поехали.
Когда они тронулись, Наташа мечтательно проговорила:
— Нравится мне Сергей Владимирович… сильно нравится. Я рада была бы, если бы он за мной поухаживал.
— А как же Алеша? — улыбнулась Вера.
— Что Алеша? Он муж… и за тридевять земель. Неизвестно, когда он теперь придет, да и приедет ли. Хоть он пишет, что в боях не был, — не верится мне. Все думается: может, его и в живых уж нет… особенно по ночам страшные мысли в голову лезут.
Тоболин прожил в Даниловке около четырех лет. Права была Вера: вел он себя тут до чрезвычайности скромно. В селе было много молодых и красивых учительниц, колхозных девушек, но ни за одной он не попробовал даже ухаживать. Почему? В чем дело? Может быть, у него где-то есть любовь? Да. Именно так. У него была настоящая, большая любовь, но не здесь, не в Даниловке, а там, в областном городе. Еще будучи студентом, он полюбил однокурсницу Любу, дочь ответственного работника. Тоболин был принят в семье Любы как свой, и родители ее были уверены, что по окончании университета молодые люди поженятся и начнут совместную самостоятельную счастливую жизнь. Незадолго до выпускных экзаменов отец Любы, пользуясь своим служебным положением и приятельскими связями, выхлопотал Тоболину ордер на двухкомнатную квартиру, будучи твердо убежден, что Тоболин, учившийся все время отлично, будет оставлен в аспирантуре университета, а впоследствии защитит диссертацию и станет кандидатом, а там — и доктором наук. Вообще отец и мать Любы считали Сергея «перспективным» молодым человеком с житейской точки зрения. Но профессор Булатников Павел Гурович предпочел ему Андрея Травушкина, Тоболин же получил направление в район на должность преподавателя средней школы. Будущий его тесть пустил было в ход все свое влияние, чтобы оставить будущего зятя при университете, хотя бы ассистентом, или, на крайний случай, преподавателем одной из школ города. Тоболин с возмущением отверг «услуги» будущего тестя, ордер на двухкомнатную квартиру не принял, заявив: «Квартира в городе мне пока не нужна» Отец Любы гневно указал ему на дверь, назвав сперва донкихотом, потом молодым ослом.