— Может, и были, да мне в них учиться не довелось, — с грустинкой сказал Половнев.
— Но командиром партизанского отряда, по-моему, ты вполне сможешь.
— Партизанского могу, — кивнул Половнев. — Если, конечно, не больше взвода.
— Сколько наберешь сам?
— Сам? — Половнев недоверчиво посмотрел на секретаря обкома — не шутит ли? — Где же и как я буду набирать?
— В колхозе… в своем колхозе. — Никитин опять прошел к своему столу, взял несколько листов бумаги, карандаш, вернувшись, положил их перед Половневым. — Пиши, на кого можешь надеяться…
Долго Половнев составлял список партизанского отряда. Полагая, что отряд этот будет немедленно собран и под его командованием переправлен в тыл неприятеля, он отбирал таких, которых с наименьшим ущербом можно было взять из колхоза. И пока писал — в нем подымалось бодрое и победное чувство: осуществится все-таки его желание схватиться с немцами, с которыми, похоже, недовоевал он в ту войну.
Набралось тридцать восемь человек — мужчин от сорока до пятидесяти пяти — пятидесяти шести лет. Председателя, бригадиров, конюхов, животноводов в список не включил, без них в хозяйстве неминуче начнется развал. Зато, поколебавшись малость, записал Аникея Травушкина. «Мы его по хозяйственным нуждам приспособим, например сапоги тачать, кашу варить. Думается, не откажется, если всерьез за Москву душой болеет, а не для видимости. Ну, а откажется, леший с ним!» Что касается остальных, то в их согласии Половнев не сомневался, а в ком сомневался, того не вписал. «Мал отряд получается, но, может, Владимир Дмитрич или Александр Егорыч добавят».
Когда список был закончен, Никитин, все время прогуливавшийся вдоль столов, подсел сбоку. Стал просматривать, спросил, почему не указаны партийность и год рождения. Половнев ответил, что подобные сведения в точности помнит лишь о коммунистах, а об остальных — приблизительно. Никитин согласился и на приблизительные. Половнев проставил. Никитин подтянул список к себе и минут десять, не менее, читал его, вернее, перечитывал, как бы изучая.
— Кого ты тут понаписал? — вдруг рывком двинув бумагу в сторону Половнева, сердито сказал он. — Коммунистов всего три человека. Сколько их у тебя в колхозе?
— Вообще-то десять, — ответил Половнев, — но колхозников из них семь, а остальные преподаватели школы.
— А почему же ты только троих записал? Почему в списке нет ни председателя, ни бригадиров? Не надеешься на них?
— Не в том суть, Владимир Дмитрич. Коммунисты у нас народ хороший, надежный… но без них же в колхозе никак не обойтись.
— Да о каком же колхозе может идти речь, если Даниловку вашу немцы займут?
— Как это займут? — оторопело взглянув на Никитина, пробормотал Половнев. — Вы же говорили — восемнадцатый не повторится… И потом, я думал — немедленно нас переправят в тыл неприятеля… ну и написал, без кого в колхозе на худой конец обойтись можно.
— Вот оно в чем суть! — повеселев, заулыбался Никитин. — Ну, ты, брат, мудрец! И всегда у тебя какая-нибудь суть про запас имеется! Это, конечно, неплохо, что ты, можно сказать, с ходу готов в тыл неприятеля… Но не торопись, товарищ Половнев, не торопись… В настоящее время не можем мы отпустить тебя ни на фронт, ни в тыл неприятеля. Без тебя тоже в колхозе ведь никак нельзя… и уборка еще не завершена, и дел всяких у вас там уйма… нужны и партийный глаз и партийная рука… Не говорю уж о том, что без тебя, наверно, кузницу закрывать придется. Заменить тебя некем. Знаю. Это во-первых. Во-вторых, партизанский отряд создавать на данном этапе мы можем поручить только тебе. В Даниловке сколько колхозов?
— Три: «Светлый путь», «Авангард» и «Рассвет».
— По всем трем колхозам составить общий список не сумеешь?
— По всем не смогу, Владимир Дмитрич.
— Людей не знаешь?
— Коммунистов всех знаю, а беспартийных не охвачу.
— Ну ладно. Пиши только по своему. Насчет «Авангарда» и «Рассвета» скажу Демину.
Пришлось Половневу дописывать. Больше часа потратил он на это дело. Теперь в списке оказалось шестьдесят восемь человек.
Пока он составлял список, Никитин тоже что-то писал за своим столом.
Закончив, Половнев понес ему четыре листа, исписанных крупным, разборчивым почерком.
— Возьми стул, садись рядом, — сказал Никитин и стал внимательно читать список.
Половнев поставил стул, сел бок о бок с секретарем, продолжая вспоминать, не забыл ли кого-нибудь из даниловцев, пригодных в партизаны. Представлялось, как будто никого не забыл.