Глеб Иванович, любивший во всем порядок и чистоту, озабоченно предупредил:
— Поосторожней, Алеша, не запачкай.
Когда Бубнов свернул цигарку и прикурил, Половнев спросил:
— Как там Гитлер, свирепствует?
Глеб Иванович глубоко, с наслаждением, затянулся и, выпустив дым через нос двумя синими струйками, серьезным тоном ответил:
— Ох и свирепствует, гадюка! Да оно чего же ему не свирепствовать? Англов прогнал, французов прижал к стенке, чехов, венгров, румын, болгар подмял под себя. Теперь вот и до греков добрался. И все у него идет как по писаному, все сходит с рук. Никто в зубы-то ему как следует не двинет. Была у меня надежда на французов, а они — того! — И Глеб Иванович безнадежно махнул рукой.
Озабоченно спросил Половнев:
— А как думаешь, когда эта заваруха кончится?
Глеб Иванович снял очки, слегка нагнул голову, потом неторопливо заговорил:
— Да ведь как тебе сказать, не соврать. Вроде бы нетрудно и догадаться, куда он курс-направление держит. Ему теперича обязательно охота англов окончательно доконать. Они же немцу давно что мосол поперек горла. Вот, стало быть, Гитлер и устремляется через те Балканы на греков и турков — прямым путем на Индию. Персы уж и вовсе не помеха ему. Без Индии же англам крышка! Тогда и войне конец, — солидно и уверенно заключил он.
Вот уже восемь лет Бубнов ходил почтальоном и благодаря тому, что постоянно читал газеты, прослыл человеком, понимающим в политике и международных делах. Интересовался он всем: Сибирью, Дальним Востоком, Казахстаном, Украиной, Грузией, видами на урожай, выполнением планов промышленностью и всегда мог рассказать, где что творится. Но особенно пристально следил он за Рузвельтом, Черчиллем и Гитлером, давно предсказывал, что, рано ли, поздно ли, они сцепятся между собой. И получалось так, будто его пророчества сбываются. Но на этот раз Половнев усомнился.
— Навряд он так далеко полезет, Глеб Иваныч. Не шуточное дело — на Индию пойти. Чай, она и сама не обрадуется такому троглодиту. А в ней более трехсот миллионов жителей! Я так разумею: не к нам ли Гитлер подкрадывается через Балканы?
Бубнов решительно завертел головой:
— Не-е! Чего ему делать у нас? Да и зачем бы договор с нами заключать, если бы он к нам метил? Опять же он должен и то понимать: мы ведь сдачи дадим! Такой сдачи, что у него черти из глаз посыплются. Слыхал? Климент Ефремыч говорил: на чужой земле воевать будем, ежели что. Нет, нет! Глупо и помышлять Гитлеру об нас!
Ершов, все время слушавший спор стариков молча, заметил уважительным тоном:
— Оно, может, и глупо, но вполне возможно. Он же книгу даже написал — «Майн кампф», то есть «Моя борьба». Самой книги я не видал, а отзывы читал. Оказывается, главная его цель — завоевать Россию. У них будто пространства мало. Так что правильно вопрос ставит Филиппыч.
— И совсем не правильно! — нервно возразил Бубнов. — Написать все можно! Попробуй-ка на деле! С ума ему надо спятить, чтобы на Россию лезть. Шутка сказать — Россия! Кишка у него тонка! Неравно порвется! На Индию, на Индию Гитлер нацелился. Я все его думки как на ладошке вижу. Ты посмотри на карту, что получается: в аккурат как я говорю!
Глеб Иванович встал, взял у Ершова газету, засунул ее в сумку, отрывисто сказал:
— Благодарствую за табачок.
И поспешно зашагал дальше, оставив за собой последнее слово. Он не любил, когда с ним не соглашались.
— Поживем — увидим, — вздохнув, сказал Половнев. — Хорошо бы, не втянули нас в эту свалку. Сами они заварили кашу, пускай бы сами и расхлебывали.
Затем бережно распечатал конверт. Не разворачивая и не читая, знал уже, что письмо от старшего сына, Григория. Мелкий убористый почерк с фигурными завитушками был знаком еще по школьным тетрадкам. Григорий, работавший в городе слесарем-инструментальщиком на паровозоремонтном заводе, писал редко. Значит, что-то серьезное заставило его взяться за перо. Половнев хотел только взглянуть, нет ли чего неожиданного, плохого. Однако, начав с поклонов, не мог оторваться, дочитал до конца, хотя письмо было вполне благополучное: жена Григория, Лиза, родила мальчика. Назвали его Владимиром, в честь Ильича. И сын и невестка знали, что такое имя понравится Петру Филипповичу. «Так что, дорогие папаша и мамаша, есть у вас еще один внучок, Володя. Мы с Лизой от всей души просим вас приехать к нам. Отпразднуем рождение сына нашего, посмотрите, как мы живем». Далее Григорий сообщал, что за стахановскую работу завод дал ему новую квартиру с ванной, центральным отоплением. Теперь Галя вполне может жить у них, если поступит учиться.