Все, включая кошку, пришли в полную боевую готовность. Лена передала мне шприц.
– Внимание! – скомандовал я.
И аккурат в тот момент, когда я ввел иглу по месту и чуть нажал на плунжер, хозяин, со словами «потерпи, дорогая», поцеловал кошку в нос. Вся хитрость заключается в том, что самым болезненным является именно момент введения анестетика, поэтому, ощутив в первую секунду боль, кошка с диким воплем вцепилась зубами в нос хозяина.
Я тоже дико заорал:
– Держать!
Картина была достойная: кошка держит нос в зубах, хозяин стоит согнувшись, и у него с носа и из носа течет кровь, я делаю анестезию, и мы все трое орем. К счастью, остальные участники массовки не присоединились к нашему многоголосью. Я думаю, что если бы не поздний час, то на Рублевке напротив клиники обязательно образовалась бы пробка, так далеко нас было слышно.
В такой ситуации я обогнал швейную машинку «Зингер» по скорости шитья. Буквально через три минуты я сказал:
– Всё, отпускаем.
Кошка это приняла на свой счет и первой отпустила нос. Хозяева отпустили кошку одновременно, и тут дама рухнула в обморок. К счастью, позади нее стоял Вовчик, который успел подхватить ее на руки, вынести из кабинета и посадить на диванчик в коридоре. Градус безумия ситуации повысился. Теперь Лена останавливала кровь хозяину, а я приводил в чувство хозяйку. Вовчик гладил кошку, а она спокойно взирала на все происходящее.
В конце концов кровь была остановлена, хозяйка пришла в себя, они расплатились и втроем отправились домой. Мы дружно выдохнули и расслабились. Но наше спокойствие продолжалось недолго. Через пять минут дверь открылась, и вся троица опять появилась на пороге.
– Что теперь? – спросили мы хором.
Хозяин помялся несколько секунд и начал:
– Понимаете, я жене заказал в Германии новую машину, и вчера нам ее привезли.
– Ага, и вы хотите нас на ней прокатить за то, что мы вас троих спасли?
– Почти. Сегодня, когда все случилось, я впопыхах схватил с тумбочки первые попавшиеся ключи. В гараже мы сели в ту машину, которая открылась от пульта в руках. Мы приехали сюда, я нажал на пульте какую-то кнопку, и машина закрылась. Сейчас мы вышли и поняли, что это та самая новая машина. Судя по всему, я нажал не на ту кнопку, и машина полностью заблокировалась и ни на что не реагирует. Я не знаю, что делать.
– Так вот вам телефон, позвоните в сервис, и вам скажут, что делать.
– Телефон сервиса остался дома.
– Так вызовите такси и поезжайте домой.
– Дело в том, что ключи от дома и пульт снятия его с охраны в машине. Там же и мобильник.
Мозг начинал медленно закипать.
– А что еще у вас случилось? Рассказывайте сразу, не томите.
– А еще я так припарковался, что заехал передним бампером на наст, и теперь не могу стронуться с места, не оторвав бампера.
Пока хозяин все это рассказывал, он вслух прикидывал цены на все манипуляции, которые ему предстояли, а Вовчик на калькуляторе суммировал, на сколько же мужик попал. Энтузиазм рассказчика угасал с каждым новым нулем. К концу повествования высветилось шестизначное число, только не сто тысяч, а гораздо ближе к семизначному.
Я уж и не знаю, хорошо это или плохо, но, когда хозяйка падала в обморок, она благодаря Вовчику не успела удариться головой, и потому смогла вспомнить телефон их горничной, которая жила неподалеку и имела и ключи от дома, и пульт снятия его с охраны. Минут через десять горничная приехала.
После того как клиника опустела, наступила секундная тишина. И тут мне на глаза попался калькулятор с окончательной суммой.
– Ни хрена себе подстригли колтунчик, – невольно вырвалось у меня.
По дороге в Монреаль…
Я сидел в аэропорту Франкфурта-на-Майне, ел вкуснейший брецель и запивал его замечательным немецким пивом. Ну привычка у меня такая: когда я в Германии, обязательно ем брецели и пью пиво.
Настроение улучшалось с каждым глотком. Я лечу в Монреаль. Позади три с половиной часа перелета из Москвы, проведенные во сне, однажды прерванном ради плотного завтрака стюардессой пунктуальной «Люфтганзы». Впереди еще шесть часов, и я приземлюсь в своем любимом городе – Монреале. Последние годы я перестал любить Москву. Это больше не моя Москва, в которой я родился и вырос, это чужой город. Москва стала похожа на шестнадцатилетнюю деревенскую модницу, которой дали много денег и запустили в супердорогой магазин, разрешив покупать все, что она считает красивым и модным, но она предпочла дешевый вещевой рынок. Результат под стать тем, кто этой «красотой» восхищается. А вот Монреаль… Он стал родным. Через шесть часов я прилечу в декабрьский мороз, в абсолютно белый от снега, залитый солнцем Монреаль, над которым почти всегда голубое небо.