Аделия сбросила кисею с головы и пробежала пальцами по своим светлым волосам. «Моложе меня, — констатировал сэр Роули. — И почти красивая». Однако, на вкус Пико, ее чертам недоставало мягкости. И слишком сухопарая. Глаза — холодные и темные, как камни-голыши, — сильно старили врачевательницу. Удивляться нечему — человек, который постоянно видит такое, не может сохранить невинную веселость взгляда.
Но если она действительно способна читать по покойникам…
— Ну, что решили? — спросила врачевательница, глядя ему прямо в глаза.
Он быстрым движением выхватил доску и грифель из ее руки и сказал:
— Ваш покорный слуга, мадам.
— Тогда вон там есть еще кисея. Покройте голову и заходите наконец внутрь — чтоб от вас был толк!
«Ах, она ко всему еще и груба!» — с досадой думал сэр Роули, пока Аделия шла обратно к трупам с решимостью бывалого солдата, который после краткой передышки возвращается в гущу сражения.
Во втором узле был Гарольд — рыжий сынишка торговца угрями, ученик монастырской школы.
— Сохранился лучше, чем Мэри, — заметила врачевательница. — Тело почти мумифицировалось. Веки и гениталии отрезаны.
Сэр Роули торопливо перекрестился.
Салернка что-то бормотала. Среди всяких загадочных слов он разобрал: «следы веревки», «острый инструмент», «анус — сплошная рана», «мел».
Слово «мел» Аделия повторила несколько раз, и Пико, угадав ее мысли, попробовал подсказать:
— Тут в округе добывают известняк. Из него состоят холмы Гог и Магог, возле которых мы останавливались на молитву.
— У обоих детей в волосах мел. А у Гарольда он даже на пятках.
— И что это значит?
— Его тащили по известняку.
В третьем узле были останки Ульрика. Восьмилетний мальчик исчез в этом году в День святого Эдуарда. Поскольку он пропал позже остальных, то над ним врачевательница особо много мычала и бормотала — сэр Роули уже сообразил, что количество производимых ею звуков прямо пропорционально числу любопытных открытий.
— Опять нет век и гениталий, — сказала она. — Этот труп вообще не был захоронен. Какая погода была в марте?
— Насколько я знаю, во всей Восточной Англии царила сушь. Все кругом плачутся, что озимые плохо взошли. Холодно, но без снега и дождя.
«Холодно, но без снега и дождя». Феноменальная память подсказала Аделии соответствующий пример — свинья номер семьдесят восемь с фермы смерти. Вес примерно тот же, больше. Странно.
— Ну-ка, отвечай, тебя после похищения убили не сразу? — спросила врачевательница у тела, позабыв, что рядом с ней не ко всему привычный Мансур, а сэр Роули. Тот суеверно поежился и воскликнул:
— Господи, что за вопрос?! И к кому? С чего вы взяли, что мальчик еще какое-то время жил?
Аделия ответила цитатой из Экклезиаста, которую часто цитировала своим студентам:
— «Всему свой срок. Есть время рождаться и время умирать. Есть время сеять и время собирать урожай». Разложение тоже повинуется закону времени.
— Стало быть, похититель не сразу лишил его жизни, а долго мучил?
— Не знаю, не знаю… — отозвалась врачевательница.
Бесчисленное количество причин может ускорить или замедлить разложение. Поэтому Мансур не стал бы задавать лишних вопросов. А этот болтает попусту, мешает сосредоточиться.
— Есть время думать и время делать выводы. Второе еще не наступило, — сухо добавила она.
Ступни Ульрика тоже были в мелу.
Когда изучение трупов подошло к концу и можно было дать добро на перекладку в гробы, за стенами скита день уже клонился к вечеру. Врачевательница сбросила кисею и фартук и вышла вон из жуткой комнатки. Сэр Роули задул лампы. И покойники остались в более подходящем для них мраке. Только рои мух гудели вокруг них.
Перед уходом сэр Роули помолился за упокой невинноубиенных и попросил у Господа прощения за свое участие в сомнительном деле изучения трупов.
На церковном дворе врачевательница мылась над тазом — натирала руки пенящейся мыльнянкой, тщательно терла и затем подставляла под струю воды из кувшина, который держала служанка. Сэр Роули последовал ее примеру. Он ощущал великую усталость — трудные и необычные впечатления этого дня умаяли и тело, и душу.
— Вы остаетесь, доктор? — поинтересовался он.
Похоже, эта женщина впервые за все время по-настоящему посмотрела на него.
— Как бишь вас зовут? — спросила она.
Вопрос был почти оскорбительный. Но обижаться не стоило: врачевательница выглядела еще более измотанной, чем он сам.
— Сэр Роули Пико, мадам. Друзья зовут меня Роули.