Роже Эктонский побежал за повозкой:
— Ваше преподобие, если бы вы только попробовали чудесные качества пальца маленького святого Петра…
Раздался вопль приора:
— Я пробовал, но не могу помочиться!
Телега покатила по каменной дороге, поднимаясь по склону, и скрылась за деревьями. Аделия набрала чего-то в канаве и последовала за ней.
— Мне страшно за него, — промолвил брат Гилберт; в голосе прозвучало больше ревности, чем тревоги.
— Колдовство! — воскликнул Роже Эктонский. Других слов он подыскать не смог. — Лучше умереть, чем ожить в лапах Вельзевула.
Оба были готовы следовать за повозкой, но рыцарь приора, сэр Джервейз, любивший поддразнить монахов, внезапно преградил им путь:
— Он сказал «нет».
Сэр Джоселин, рыцарь настоятельницы, тоже проявил твердость:
— Полагаю, мы должны позаботиться о его покое, брат.
Они стояли плечом к плечу, с рыцарскими цепями на кольчугах — крестоносцы, воевавшие в Святой земле, служившие Богу и защищавшие слабых.
Дорога вела к странному холму. Подпрыгивая на ухабах, повозка ползла по склону, поднимаясь к округлой травянистой площадке, что высилась над деревьями. Ее освещали последние лучи заходящего солнца, и в их свете она напоминала чудовищную лысую, покрытую травой и приплюснутую голову.
Паломники тем временем решили не ехать дальше, а расположиться лагерем на расстоянии крика от рыцарей.
— Что это за место? — спросил брат Гилберт, продолжавший смотреть в ту сторону, куда уехала повозка.
Один из сквайров, снимавший седло с лошади приора, повернулся к монаху.
— Там, вверху — Вандлбери, брат. Это холмы Гога и Магога.
Гог и Магог — британские великаны-язычники, такие же мерзкие, как и их имена. Компания христиан сдвинулась ближе к огню. Люди постарались сбиться еще плотнее, когда из-за деревьев через дорогу до них долетел протяжный крик сэра Джервейза:
— Кро-о-ова-вая жертва! Сюда скачет Дикая Охота, господа. О ужас!
Охотник приора Жоффре, размещавший собак на ночевку, надул щеки, выдохнул воздух и покачал головой.
Мансуру место тоже не нравилось. Проехав примерно до середины пути, ведущего вверх, он увидел широкую площадку — часть склона была скрыта. Решив, что они добрались, Мансур выпряг мулов — их беспокоили доносящиеся из повозки стоны приора, — привязал так, чтобы животные могли пастись, и занялся разведением костра.
Принесли таз, в котором плескались остатки кипяченой воды. Аделия положила туда найденное в канаве и прополоскала.
— Тростник? — удивился Симон. — Зачем?
Она объяснила.
Симон побледнел.
— Это… приор не позволит… Он монах.
— В первую очередь — пациент. — Аделия перебрала стебли тростника и, отобрав два, стряхнула воду. — Подготовь его.
— Что?! Ни одного мужчину к этому не подготовишь. Доктор, моя вера в вас абсолютна, но… могу я спросить… вы раньше делали такую процедуру?
— Нет. Где моя сумка?
Симон пошел следом за салернкой по траве.
— Но вы по крайней мере видели, как это делается?
— Нет. Раны Господни, света совсем мало!.. — Повернувшись к повозке, Аделия крикнула: — Два фонаря, Мансур! Повесь их внутри под пологом. Так, теперь тряпки. — Она начала рыться в сафьяновой сумке, в которой хранила все необходимое.
— Кажется, стоит прояснить вопрос, — настаивал Симон, пытаясь сохранить спокойствие. — Вы не делали подобной операции и даже не видели, как ее делают?
— Говорю же, нет. — Аделия посмотрела на собеседника. — Гординус как-то упоминал. А Гершом, мой приемный отец, рассказывал о процедуре после поездки в Египет. Он видел ее на фреске в древней гробнице.
— Рисунок в какой-то древнеегипетской гробнице. — Симон сделал ударение на каждом слове. — Цветной хоть?
— Не вижу причин отказываться от задуманного, — сказала она. — Насколько я знаю мужскую анатомию, логично поступить именно так.
Аделия повернулась и решительно зашагала к повозке. Симон бросился следом и остановил женщину.
— А если мы немного разовьем логическое построение, доктор? Вы готовы приступить к операции, возможно, смертельно опасной?..
Салернка быстро кивнула.
— …над прелатом, имеющим влияние. Там ждут его друзья… — Симон Неаполитанский указал во тьму у подножия холма, — и далеко не все они рады нашему вмешательству. Мы чужеземцы, не обладающие в их глазах положением в обществе. — Чтобы продолжить, Симону пришлось преградить Аделии дорогу, потому что она сделала движение в сторону повозки. — Может случиться так, что сподвижники приора Жоффре, следуя собственной логике, повесят нас троих сушиться на веревках. И потому я снова спрашиваю: стоит ли вмешиваться в естественный ход вещей?