Геннадий Васильевич тоже забрался на камень и сел, поджав ноги. Он словно и забыл, что собирался идти на птичий базар. Оба молчали.
И хорошо, что на Соляный не поехали, лениво подумал Володя. Так сегодня не хочется ничего.
Напротив, через ложбину, он хорошо видел домик метеостанции. Мелькнула знакомая белая голова радиста, потом прошла какая-то женщина. А потом он увидел, как на мачту медленно пополз всем на Севере знакомый сигнал. Полотнище обвисло и тащилось словно через силу.
— Штормовое предупреждение! — вскрикнул Володя и вскочил с камня.
— Ой, и верно! Да и чайки на воде сидят, а я и не подумал. Пошли к палатке скорее, — заторопился Геннадий Васильевич.
И в эту же минуту до них долетел знакомый голос:
— Капитаны! Эгей! — Это Василий Геннадиевич бродил по распадку, отыскивал их.
Возле палатки уже лежали два собранных рюкзака, посуда в сетке и одеяла — тючком. Василий Геннадиевич вытаскивал из земли колышки, чтобы свернуть и палатку.
— Давайте собираться, капитаны. Берите кто что может и айда на метеостанцию. Кажется, сегодня будет весело.
Мальчики разобрали вещи, и скоро их отряд побрел берегом к поселку.
Володя нес посуду и думал: откуда все-таки приходит шторм? Небо чистое, если не считать этой дымки, так она всегда бывает летом, когда лес горит. И по морю хоть пешком ходи. Не верится, что ветер уже летит сюда и лучше не попадаться ему на пути.
В ту же минуту он почувствовал, как кто-то словно тронул его по лицу прохладной влажной рукой. Голубая вода вдали потемнела, и это темное стремительно побежало к берегу. Пришел ветер. Еще почти бессильный, но уже все изменилось. Ожили кусты, запищали под корнями стланика бурундуки, прилетели и заплакали над островом темные большие птицы. Темная полоса ряби еще больше потемнела и незаметно слилась на горизонте с чем-то еще более темным и грозным. Это уже был шторм.
…В маленькой душной комнате непрерывно пищала морзянка: «Всем, всем, всем…» Белая голова Константина покачивалась в такт словам. Володя видел в окно только хлещущие под ветром ветки кустов, но он видел и море, и белые стаи сейнеров, разбегавшиеся от шторма подальше в открытое море. Земля стала опасной для моряков.
— А отец тогда не захотел спрятаться, да? — вдруг спросил он у Василия Геннадиевича. Тот сидел за голубым столом, вытянув натруженную ногу. Володя уже знал, что он ходит на протезе.
— Спрятаться? Негде нам было тогда прятаться. Кончалась осенняя путина, и пришел зимний шторм. Не такой, как сейчас, — со снегом. Видал, какими приходят сюда пароходы осенью? Не снасти — ледяная горка. А сейнер больно невелик. Эх, да все бы ничего, если бы у меня не отказал мотор! Они с Гаврилычем подошли, взяли на буксир. Вот из-за этого буксира…
Он замолчал, и Володя почувствовал — спрашивать не надо. Там такое было, чего нельзя рассказать даже ему, сыну. Может быть, после, когда он сам поведет в море сейнер, а сейчас нельзя. Он тронул Василия Геннадиевича за руку. Тот обернулся. Понял. А за окном еще только входил в силу северный, всегда коварный шторм. И где-то в море остался катер Гаврилыча, который тоже знал, как это произошло… и с тех пор навсегда распростился с сейнером.
Геннадий Васильевич и тут устроился удобно: постлал одеяла в углу, нашел книжку у радиста. Книжка была трепаная, наверное, интересная. Володя сел поближе к окну. Кусты совсем легли на землю, от ветра и остров словно облысел — отовсюду торчали острые черные камни. Ветер разбивался о них и отступал в море, поднимая водяные смерчи. А волны шли так широко и высоко, что казалось, весь остров качается на их спинах, как корабль, потерявший паруса.
— Капитан, вы и сейчас мечтаете о море? Будь я проклят, если мне захочется сегодня покинуть землю! — проворчал угрюмый боцман.
— Я всегда мечтаю о море, и в любую погоду оно мне дороже земли… Даже если придет зимний шторм.
5
— Завтра, наверное, и Гаврилыч вернется, кончится твое путешествие, капитан, — сказал однажды утром Василий Геннадиевич.
Володя выглянул из палатки, потянулся. Все те же, до трещинки знакомые камни и лиственница, поседевшая от мелкого дождя. Шторм ушел, но уже второй день небо затянули низкие серые тучи, и из них тихо сеется дождь. Он такой мелкий, что каплю не поймаешь на ладонь — просто рука сразу отпотеет.
Геннадий Васильевич тоже захандрил, даже про своих птиц не вспоминает. Вчера Володя хоть топливо носил для костра, а он так и не вылезал из палатки. Лежал и читал, как оказалось, совсем неинтересную книжку про любовь.