Первым делом она наняла в их бухгалтерскую контору помощника и взяла большую часть папиной нагрузки на себя. Затем настояла, чтобы он нормально ужинал дома, а не перехватывал что попало по дороге с работы, где он привык засиживаться допоздна. Вопреки моим ожиданиям, он не стал возражать или жаловаться на слишком радикальные перемены: так я поняла, что папа тоже напуган. Не меньше нас. После смерти Трента прошло всего девять месяцев, и по всей видимости мои родители тоже не успели оправиться от того, насколько внезапно – совсем без предупреждения – может оборваться человеческая жизнь. За один удар сердца.
К счастью, папа предупреждение получил, причем ясное и отчетливое. Все свое детство я не видела, чтобы он ужинал с нами за одним столом, а теперь он сидел там каждый вечер, послушно поедая запеченную рыбу, овощи и каши из зерновых, названий которых мы раньше и знать не знали. Далее мама нацелилась на выходные, которые папа на протяжении последних нескольких лет проводил сидя за компьютером у себя в кабинете – отвечал на рабочие емейлы и просматривал таблицы с отчетами, ворча, что никто, кроме него, не умеет делать дело как следует. Но так было не всегда. Раньше именно папа будил нас с сестрой на рассвете и выгонял за порог, чтобы вместе с нами отправиться на пробежку по проселочным дорогам близ нашего дома.
Теперь утром по выходным его поднимает мама. Они уходят на долгую прогулку до города, обмениваясь шутками и общаясь – только вдвоем. Можно сказать, заново обретая друг друга после стольких лет, посвященных тому, чтобы поднять бизнес с нуля, чтобы вырастить меня и Райан, возить нас в школу, на тренировки и соревнования. Это воссоединение пошло им обоим на пользу, и я рада, что они так сосредоточились друг на друге. Еще и потому, что это в некоторой степени отвлекает их от меня.
На кухне мама оставила записку с напоминанием о том, что после бранча со своими «красными шляпками» («Общество красных шляпок» – организация, основанная в США в 1998 году для женщин от 50-ти лет и старше. – Прим. пер.) заедет бабушка – повидаться, а может по наущению мамы понянчиться со мной после аварии, – и с просьбой помочь бабушке с ее «проектом». А еще в холодильнике меня ждет кувшинчик с соком кудрявой капусты, пророщенной пшеницы и чего-то еще. Свежевыжатые соки отныне тоже входят в наше меню.
Но я иду к кофеварке. Заправляю маленькую пластиковую капсулу и ставлю под носик чашку. На стойке гудит мой телефон. Номер незнакомый. Мгновение я раздумываю, не перевести ли звонок на автоответчик, чтобы перезвонить потом – я ведь едва проснулась, – но почему-то все равно отвечаю.
– Да?
– Привет. Могу я поговорить с Куинн Салливан? – Голос мужской, тон формальный.
– Это я… То есть, это она. – Закатываю глаза. – Это Куинн.
– О. – Человек откашливается. – Кхм… Это ведь ты вчера стукнула мой автобус и оставила записку с этим номером, да?
– Да, это я, – отвечаю. – Извините, пожалуйста. Знаю, мне следовало вас подождать, но я разбила губу, пришлось накладывать швы, и… – Звонок в дверь. – Простите, ко мне кто-то пришел. Можно я вам перезвоню?
– Конечно, – говорят на том конце провода, и я, не прощаясь, отключаюсь.
Кладу телефон на стойку и спешу к двери, жалея о том, что не успела переодеться. Увидев, что я до сих пор разгуливаю в пижаме, бабушка обязательно отреагирует речью о том, как важно «держаться», чем она сама занимается каждый день на протяжении шестнадцати лет после смерти деда. В прихожей я останавливаюсь, чтобы пригладить волосы, и готовлюсь к суматохе вокруг моей губы и аварии, о которой мама, без сомнения, успела ей рассказать. Затем делаю глубокий вдох и открываю.
И из меня резко выходит весь воздух.
На пороге моего дома стоит Колтон Томас. В одной руке телефон, вторая спрятана за спиной.
– Привет, – говорит он, покачиваясь на пятках. Неуверенно мне улыбается. – Так во-от, как я уже говорил, ты оставила мне записку со своим номером, и я…
В моих мыслях такой кавардак, что невозможно воспроизвести никакой, даже самой простой, фразы; но тут я смотрю через его плечо и вижу тот самый синий автобус «фольксваген» с помятым бампером.
Заметив, на что я уставилась, Колтон оглядывается.
– Не волнуйся об этом. – Вновь поворачивается ко мне. – И пожалуйста, не пугайся. Я… – Он запинается, секунду смотрит на свои ноги, потом возвращает взгляд на мое лицо, на губу. – Я только хотел, ну, узнать, все ли у тебя хорошо. И сказать, чтобы ты не волновалась насчет автобуса. Все равно его давно пора чинить.