Стук. Валнога поднимает голову: "Войдите!"
- Стоп! - кричит режиссер. - Совершенно безразличным голосом: "Войдите!"
- Войдите!
- Чуточку громче, иначе не слышно за дверьми. "Войдите!"
- Войдите!
- Нет, вот так: "Войдите!"
- Войдите!
- Это уже лучше. Еще раз, господа, постучать и...
- Войдите!
- Отлично! Дайте свет! - кричит режиссер, задрав голову к потолку. Еще света! Больше света на Валногу. Черт побери, ну включите вон те юпитеры! И светите не на письменный стол, а на Валногу, я же сказал! За окном тоже должен быть свет. Что? Там нет юпитера? Господи, поставьте его туда и не задерживайте нас.
Проходит полчаса.
- Так как же? - кисло говорит Валнога за письменным столом. - Будем, наконец, снимать?
- Сейчас, сейчас!.. Поставьте туда дуговую лампу. И осветите эту стену. Так хорошо? - спрашивает режиссер у ягодиц, торчащих из-под съемочного аппарата.
- Роскошно! - говорят ягодицы. - Только задняя стена слишком отсвечивает.
- Меньше света на заднюю стену! - ревет режиссер. - Хорошо?
- Роскошно! - отвечают ягодицы.
- Ну, давайте микрофон и звуковую пробу.
Два человека подтаскивают какую-то виселицу на колесиках. На ней болтается небольшой предмет. Это микрофон, мерно покачивающийся над головой приунывшего Валноги.
- Тихо, пробуем звук! - кричит режиссер.
Звякает звонок в контрольной кабине, рявкает клаксон, наступает тишина. Над дверьми ателье зажигаются красные лампочки: "Не входить!"
- Стучите! - командует режиссер.
Стук. Валнога поднимает голову: "Войдите!"
- Ну, как? - кричит режиссер. Из звуковой кабины вылезает молодой человек и пожимает обоими плечами. Ага, плохо слышно.
- Спустите пониже микрофоны! А вы, господа, немного погромче. Повторить.
Стук. Валнога с отвращением поднимает голову:
- Войдите!
- Как теперь?
Молодой человек в кабине пожимает лишь одним плечом, что означает сносно.
- Значит, можно начинать! - облегченно вздыхает режиссер. - Снимаем! Все лишние отойти! Тихо!
Ягодицы у аппарата принимают озабоченное выражение. Звякает звонок, рявкает клаксон - и воцаряется полная тишина.
Стремглав выбегает юноша в свитере, становится перед Валногой, вытягивает перед собой черную дощечку с крупной цифрой 27, выкрикивает громко: "Двадцать семь!" - хлопает большой полосатой хлопушкой и так же стремительно исчезает. Слышно лишь гудение аппарата.
- Стучите! - говорит режиссер.
Моленда нежно и стыдливо стучится. Валнога поднимает голову: "Войдите!" Аппарат гудит.
- Стоп!-кричит режиссер. - Еще раз. После стука - секунда паузы. И постучать надо более неуверенно. Поехали. Тихо!
Звучит клаксон, и снова выскакивает юноша с дощечкой и полосатой хлопушкой.
- Стучите!
Валнога поднимает голову:
- Войдите!
Аппарат гудит, Моленда входит.
- Стоп! - кричит режиссер. - Проклятье! Чтоб вам пусто было! Кто там топал сзади?
Начинается небольшой скандал.
Тем временем мы можем незаметно рассмотреть присутствующих. Нервный мужчина, который все время кричит, нам уже знаком, - это режиссер. Его можно узнать по халату, а также по тому, что он единственный имеет право курить в ателье. Около него всегда вертятся один или два молодых человека в свитерах, - это помощники режиссера, или "помрежи". На их обязанности лежит забота о том, чтобы исполнялись все указания режиссера, чтобы актеры и весь необходимый реквизит вовремя были на своих местах и чтобы сами они оказывались под рукой, когда что-нибудь не ладится и необходим "громоотвод". Тут же стоит курьер, которому доверены менее ответственные задачи - например, носить за режиссером кресло или бутылку вермута. Эти люди составляют штаб режиссера; в него еще входит так называемый "телефонист", то есть лицо, которое непрерывно откликается на телефонные звонки: - Господин режиссер сейчас не может подойти... да, да, сударыня, я ему обязательно передам...
И так далее. Ибо, как известно, человека зовут к телефону особенно часто, когда у него нет ни минуты времени.
Человек, который сидит или стоит в разных позах за аппаратом, сунув в него голову, это оператор, или "камерамэн".
Оператор - вполне заслуженное название, ибо у него должна быть твердая рука, верный глаз и быстрота действий. Как и его видные собратья в хирургии, он окружен ассистентами. Оператор должен уметь снимать в любой позе: лежа на животе, стоя на коленях, сидя в специальной тележке или возносясь к небу на подъемном кране. Прильнув глазами к аппарату и обратив к окружающим заднюю часть тела, он покрикивает, чтобы Валнога немного повернулся, а Моленда отступил на десять сантиметров в глубину.
- Так, роскошно, а теперь побольше света на Моленду. Отлично, и поставьте туда еще один рефлектор. Роскошно, грандиозно, теперь можно крутить.
И с подлинным энтузиазмом он "накручивает" восемьсот различных кадров, не имея ни малейшего представления о сюжете фильма. Его дело - "роскошно накрутить" хорошо освещенные кадры, а о чем идет речь в фильме - это ерунда и суета сует.
Кадры - вот смысл жизни.
Внушительнее всего оператор выглядит, когда, взгромоздившись со своим аппаратом на тележку, он снимает наплыв: тележка надвигается, а оператор твердо и неумолимо целится своим объективом в актера, напоминая пулеметчика в атакующем танке.
Косвенно в ведение оператора входит и осветительный парк. Этот парк, расположенный частично вокруг места съемки и частично наверху, на галерее, состоит из юпитеров разной величины и типа. Маленькие нежно называют "малышки", или "крошки", те, что побольше - "маули", а большие короткоствольные гаубицы, которые льют голубые потоки света, называют "угольки". Когда-то пользовались и снятыми с вооружения армейскими прожекторами, их прозвали "гайда". Кроме них, существует еще так называемый "спот-лайт" (spot-light), дающий концентрированный свет, "параболическое зеркало", или "параболичка", затем "панхром", то есть продолговатый рефлектор полуваттного света, напоминающий театральный софит, и другие достижения осветительной техники, обслуживаемые электриками в синих комбинезонах. Когда режиссер крикнет им:
- Алло, дайте открытый эффект, - это значит, что будет сниматься ночной эпизод. Если же:
- Чтоб засияло, как во Флориде!-значит, действие происходит в лучезарный день.
Если следует осветить всю сцену, говорят, что надо туда "напрудить" света, если же освещен должен быть только актер, на него надо "брызнуть".