Выбрать главу

Игла.

То, что смерть в игле, знает по плакатам антинаркотической пропаганды каждый школьник. Но в данном случае, вне всякого сомнения, имеется в виду игла швейная. Во-первых, любую другую помещать в яйцо просто глупо. Во-вторых, мы знаем из сказки, что и Василиса, мягко говоря, не чужда ткацкому искусству и связанной с ним магии. «Эй, мамки-няньки, вытките-ка мне за ночь ковёр!» Знаем мы таких мамок-нянек. Трое их обычно.

Смерть, как и вообще судьбу, ткут – это извечная, древняя женская магия. Охранные вышивки, обереги, известное дело. Не так давно товарищ Бекбамбетов нам рассказывал про это посредством женщины Джоли – «орден ткачей», всякое такое. Понятно, что чтобы Кощей умер, надо было не «сломать иглу», а именно что использовать по назначению – выткать нужный узор в нужном месте, завершив композицию. И надо было очень хорошо представлять, что за узор и где нужно выткать. Вряд ли кто-то, кроме Яги, мог об этом что-то знать.

Задача Ивана, таким образом, сводилась к тому, чтобы добыть иглу. Но и в этом он сам не сильно-то преуспел – во всяком случае, Яге пришлось отрядить ему целый штат помощников – зверей, птиц, рыб и т.д. Каждый из которых, заметим, до этого появлялся в лесу и говорил Ивану человечьим голосом – мол, не убивай меня, я тебе пригожусь. И Иван милостиво опускал лук. Особенно смешно это выглядело в советском мультике с медведицей: всякий, кто что-то понимает в истории медвежьей охоты, может себе представить, что такое для взрослого зверя стрела, пущенная из лука, когда он порой своим телом дубовые рогатины ломает. Ясно, что подстава – но такая, чтоб Иван искренне думал, что это ему принадлежит главная роль в организации кощеевой смерти.

И вот тут я возвращаюсь к вопросу: только ли сама, по собственной инициативе, действовала Яга? Иначе говоря, а не было ли какой-то связи между Ягой и «кем-то из дворца»? И, в общем, тоже понятно, «кто этот кто».

Тот, кому больше всех нужна была личная победа Ивана. Причём такая, в которую тот и сам бы поверил, и для остальных она выглядела бы максимально убедительно.

Что имеем в итоге? В итоге мы имеем героя, победившего «злого Кощея», триумфально вернувшего жену из «заточения» и обросшего кучей магических артефактов и возможностей, доставшихся в наследство от «побеждённого». А также и умной советчицей в лице жены, которая прекрасно научит его всем этим барахлом пользоваться. Но при этом советчицей вполне безопасной – ибо понятно, что собственные магические способности она утратила навсегда – вместе с жабьей кожей.

И это – такой «преемнег», которому уже и не страшно передать власть.

Более того, это наилучший вариант. Во-первых, ему теперь сам чёрт не брат: он – герой, он – победил. Во-вторых, он как был, так и остался абсолютно вне столичных клановых раскладов: практически всё последнее время он провёл в лесу – то в поисках стрелы, то в поисках Яги, то в походах за кощеевой смертью. В-третьих, он властвует над силами, которыми прирастил совокупную мощь государства – и это такие силы, которых не было даже и у отца. Поэтому ни у кого, ни у одного человека не возникнет более вопросов – имеет ли третий сын право на власть.

Царь, видимо, правил очень долго, и прошёл множество поражений и побед. Но всё же именно здесь была самая ответственная, самая сложная и самая рискованная игра в его жизни – и он её выиграл.

И одно то, как он отдал власть, стоит больше, чем всё предыдущее – и то, как за неё боролся в юности, и то, как осуществлял её в зрелые годы.

Без жены обойдусь… а вот говорящая лягушка – это прикольно!

2. "Сказка о рыбаке и рыбке".

Пока ругался с женой (не всерьёз, скорее в порядке беззлобной пикировки), обнаружил возможность совершенно неожиданного прочтения "Сказки о рыбаке и рыбке".

Дело в том, что традиционно главным лузером считается старуха, оставшаяся "у разбитого корыта". Однако, если вдуматься, а на хрена ей на старости лет было новое? Не говоря уже о прочих прибамбасах, от избы до короны. Глупости это всё. Пожилая мудрая женщина, всю жизнь спокойно прядущая пряжу и ждущая с моря мужа-рыбака – и вдруг свихнуться на стяжательстве и амбициях? Мхатовское "не верю" торчит и вопиет во весь голос.

Иными словами, когда она требовала от старика всё новых и новых благ, совершенно очевидно, что делалось это отнюдь не ради самих благ. Цель была совсем другая: любым способом постараться испортить отношения старика и рыбки. И мудрая женщина постепенно, шаг за шагом, добивалась этого результата – индикатором в данном случае служило состояние моря, которое при каждом свидании старика с рыбкой было всё хуже и хуже.

Нет, а что старухе было делать? Ровно тридцать лет и три года, вопреки всем случайностям жизни, ежедневно ждать мужа в ветхой землянке, чистить и жарить противную, скользкую рыбу, прясть пряжу – и вдруг обнаружить, что дед на старости лет принялся общаться с какими-то рыбками ("с человечьим голосом", ха, знаем мы всех этих рыбок и царевен-лебедей), а равно и демонстрировать им свою рыцарскую душу, благородно отпуская из сетей! И ведь не скажешь же прямо: "или я, или она!" – выбор-то понятен… Только и остаётся, что пытаться аккуратненько использовать волшебные возможности самой рыбки, дабы их со стариком поссорить.

И старуха в итоге выиграла! Да, она ничего не приобрела в материальном плане, зато сохранила мужа и избежала самой большой беды – кошмара старческого одиночества. Изобразив, разумеется, деду весьма натурально страшное разочарование от потери царства, корыта и прочих земных благ. И полностью признав свою бабскую дурость, алчность, корысть и т.п… Нет, ну как старику после этого её не пожалеть?

…Иногда самый заветный, самый мечтаемый и подчас самый недостижимый результат игры – остаться при своих.

3. Сказка о царе Салтане

Под впечатлением от моей трактовки сказки о рыбаке и рыбке знакомые попросили проинтерпретировать сказку о царе Салтане. А надо сказать, что идея её разобрать у меня была уже очень давно, и год назад я даже было приступил – но тогда ограничился только частными наблюдениями. А сейчас вот появился повод поработать со всем текстом.

Тогда, в первый раз, я думал о мотивах, по которым царь выбрал третью пряху. Дело ведь не в том, что он любил детей больше, чем есть или одеваться – он, как мы дальше поймём, нормальный типовой эгоист, живущий для себя, а не для других. Третья переиграла соперниц потому, что «правильно попала в целевую аудиторию» с точки зрения латентного спроса. Просто и ткачиха, и повариха формулировали свои предложения так: «То на весь крещёный мир», «то на весь бы мир одна» и т.д. – иными словами, выступали с политическими программами, как будущие царицы и соправительницы. А мамаша Гвидона «целый мир» даже не упоминала: то, что она предложила, было предъявлено как направленное на царя и только на него: «я б для батюшки царя…» Тем самым она как бы сказала: «я не хочу быть «царицей», я буду в первую очередь женой».

Надо сказать, что проигравшие бабы поняли эту свою ошибку; и в дальнейшем, исправляя её, работали на царя и только на него; никакого «целого мира» у них больше в адресатах не значилось. Это, впрочем, их не спасло – потому что против них действовали другие бабы, более лихие и грамотные.

Их, собственно, было две: сама мамаша и царевна-лебедь. Сладкая парочка свекровь-невестка не прекращали воевать друг с другом всю сказку, но это не мешало им вместе находить общие цели. Лебедь – жестокая, уникальная оторва, не останавливающаяся ни перед убийством, ни перед членовредительством – как, собственно, и положено ведьме. Понятно, что свои чародейские способности она получила от старого чародея – «коршуна», которого потом, когда он ей перестал быть нужен, благополучно и ликвидировала, подставив под стрелу Гвидона посредством традиционной разводки: «ах-спасите-насилуют», с последовавшей затем сценой благодарности. Нет никаких сомнений, что чудесное преображение из мокрой птицы в суперзвезду случилось бы в тот же самый момент, как простреленный стрелой коршун упал в волны; но тут она в разговоре выяснила, что у Гвидона есть одинокая мамаша, которая ещё хрена лысого отдаст ей без боя своё нещечко. В принципе, ей, наверное, тоже можно было бы подстроить какую-нибудь козу, но ликвидация матери могла бы в перспективе стать фактором, который бы сильно осложнил управление самим Гвидоном (а вдруг узнает?). И поэтому птица решилась на более сложную игру – она, используя Гвидона, стала возвращать мамаше её бывшего мужа.