Важная деталь – пресловутая "потерянная туфелька". Что, в городе не было девушек с ногой аналогичного Золушкиному размера? Даже среди аристократов, т.е. тех, кого зовут на бал во дворец, таких наверняка могло набраться несколько. Но туфелька была "предмет-ключ" – т.е. найти надо было не ту девушку, у которой совпадёт нога, а ту, которая предъявит вторую такую же; иначе говоря, туфелька была потеряна специально и по заранее отрепетированному плану (подсказанному "крёстной" и согласованному Золушкой с принцем в промежутках между щипками за ягодицы). Т.е. принц уже знал, что перед ним не иноземная принцесса, а "местная", городская девица из знатного рода, но – что очень важно – Золушка не сказала ему, кто именно. Она развела принца на публичную ритуальную игру, после завершения которой у него не оставалось шансов отказаться от выбора – т.к. поиски пропавшей незнакомки стали общенародным шоу.
И дело тут не только в том, что она хотела застраховать риски. Понятно, что Золушку дома не просто чморили – её осознанно прятали, заставляя мазать лицо сажей, изображать из себя служанку и отказывая в возможности попасть на бал (куда она имела полное право поехать). Иначе говоря, отец и другие откуда-то знали, что с дочкой "не всё чисто", что на неё "положил глаз" кто-то нехороший. И, разумеется, "нормальная" легитимация их отношений с принцем была невозможна – только через что-то экстраординарное. И тут, понятное дело, тот факт, что её никто не знал из городской аристократии, пошёл всему этому сценарию только на пользу.
Конечно, удивляет тот факт, что ни тайная полиция, ни инквизиция не расследовали вопрос о том, откуда взялась и куда делась целиком раззолоченная карета, выезд из шести лошадей и прочие прибамбасы. Но это, наверное, уже было поздно делать – любой начальник, попавшийся на глаза влюблённому принцу (фактически королю, т.к. старый король, согласно тексту, был чуть ли не при смерти) с подобным докладом, был бы наверняка сам отправлен на виселицу.
Что такое королевский бал в честь неженатого принца? В средневековой монархии это своего рода демократическая процедура: отбор "лучшей из народа" для ритуального соединения с живым символом власти – наследником династии. Выборы, если хотите. Понятно, что это момент, когда открывается "окно во власть". И что существуют самые разные силы, которые хотят этой власти, и самые разные легальные и нелегальные технологии, которыми они пользуются для достижения этой цели.
Сейчас ветхий опыт этих технологий, как ни парадоксально, вновь актуален. Снова настала своего рода "эпоха золушек", и мы видим на сцене целый выводок таковых, возглавляемых импортными золушками грузинского и украинского принцев. Которые в сущности, сами по себе не более как серые зачуханные дуры, но непременно с тщательно выученными иностранными языками и хорошей лётно-парашютной подготовкой. В том смысле, что "работящие" и "с золой на лице".
9. Аленький цветочек
За всеми этими работами, командировками и болезнями совершенно забыл об обещании продолжить серию сказок. А ведь хотел, хотел на выходных разобрать аксаковский "аленький цветочек", даже почти понял, как именно. Но два заклятых врага – грипп и русский либерализм – не дали мне выполнить свой долг перед культурой…
Итак, "Аленький цветочек". На самом деле над ним я думал очень давно, и всякий раз понимал, что "в лоб" этот текст брать нельзя. Слишкои очевидны провоцирующие аллюзии, которые будут автоматически вызывать у любого правоверного фрейдиста реакции слюноотделения вроде как у собаки Павлова.
Что такое "Аленький цветочек" с правоверно-фрейдистской точки зрения? Сам "цветочек", понятно, есть не что иное, как метафора вульвы и, опосредованно, оргазма. В этом смысле требование девушки к отцу "привези мне цветочек аленький" есть буквальная просьба о половом акте, поскольку она означает "надели меня этим органом" или "открой мне этот орган". И это не что иное, как выражение эдипова комплекса в смысле чувств дочери к отцу; а положительная реакция отца есть не что иное, как метафора инцеста и дефлорации.
Понятна и ярость "чудища" по этому поводу: оно, "чудище" (т.е. попросту говоря Мужык, Свирепый, Волосатый и Вонючий) хотело быть первым – а теперь уже не будет… Понятно и то, почему эта ярость так быстро проходит: кто-то же должен научить излишне пугливую девушку "таким штукам" – вот и хорошо, что научил. взял на время цветочек попользоваться, ага. Всё равно ведь потом вернуть придётся, вместе с дочкой.
Понятно также, что в фрейдистской логике никакого такого превращения из "чудища" в "прекрасного принца" не было и быть не могло. Точнее, оно если и было, то только в сознании "теремной" девицы, с её патологическим страхом любого чуждого вторжения. Любое незнакомое существо мужеска пола в её представлении и есть "чудище" – страшное, косматое, опасное и вместе с тем невероятно интересное и парадоксально притягательное (посмотреть в глазок и отбежать – "ой-боюсь-боюсь"). Поэтому процесс превращения из "чудища" в "принца" – попросту растянутое во времени привыкание к буйному косматому соседству: она понимает, что лично ей от этого "большого и страшного" не ждать ничего другого, кроме как внимания, заботы, женских погремушек, диетического питания и разных прочих удовольствий, а потому и начинает смотреть на него "другими глазами". Ну и, того, чешет себе домой обратно за "цветочком"… Точнее, за приданым.
…но мы ведь не какие-нибудь дешёвые фрейдисты, так? Для нас ведь это слишком примитивный инструментарий и недостаточная глубина анализа? Вот и оставим последователям австрийского любителя сигар их любезное либидо, а сами пойдём дальше. И – немного в другую сторону.
Итак, сюжет на самом деле абсолютно житейский: озабоченный отец ездит по миру искать мужа любимой дочери. Любимая дочь, выросшая в запертом тереме, не хочет ни зеркала, ни ожерелья, а хочет любви, и дала это понять на своём незнакомом с нужными словами и образами языке: "я хочу… чего-нибудь такого… такого… чтобы лучше всего на свете… цветочек какой-нибудь… ах!" Папе трудно, потому что дочь – любимая. Да и времени в обрез: на запоры надежды мало, на сестёр и сенных девушек – и того меньше, и если медленно поворачиваться, то к девице, находящейся в таком состоянии, какой-нибудь Карлсон неизбежно да прилетит.
Но он, кроме всего прочего, ещё и купец; и если о чём и думает, то не о внешнем виде будущего зятя, а об его материальном благосостоянии. В его картине мира всё стройно и жёстко: был бы капитал, а к роже и привыкнуть можно – дело времени. Однако, будучи человеком хитрым, он строит свои планы не на том, чтобы выдать дочь насильно, супротив её воли, а хочет, чтобы она в самом деле полюбила будущего мужа.
Но вот в чём загвоздка: главный претендент на эту роль, мужик вообще-то хороший, свойский и толковый, на рожу выглядит чудище чудищем – конкуренты трепещут, друзья уважают, бляди млеют, а вот любимая дочь точно испугается. Надо что-то придумать.
Тут небольшое "лирическое отступление". Общеизвестно такое понятие, как "женская хитрость". Но на самом деле бывает и "мужская хитрость" – в общем, довольно прямолинейная, чаще всего шитая белыми нитками и бесконечно банальная – но в том-то и фишка, что женщина по отношению к ней принимает решение не в логике "правда-неправда", а в логике "хочу верить – не хочу верить". Правильная "мужская хитрость" – это такое враньё, в которое женщина "хочет верить" и "готова верить". Самое тривиальное – это классический мужний пьяный монолог в два часа ночи на пороге дома с расстёгнутой ширинкой и следом губной помады на щеке: "был на совещании у руководства, засиделись поздно, в процессе ещё немножко выпили… а ппомада – это твоя собственная, ага… с утра осталась, весь день не смывал, так и ходил… даже к боссу пошёл… потому что люблю тебя…" и т.п.