В освобождённых советскими войсками странах назревала революционная ситуация, это очень не нравилось Черчиллю и не только ему. В муках рождалась новая Европа.
Накануне решающего наступления наш полк был награждён орденом Суворова III степени. Мы в это время базировались на аэродроме Бухгольц, расположенном северо-западнее Берлина, и, естественно, рвались в бой.
Берлинская операция началась перед рассветом 16 апреля. В ней участвовало два с половиной миллиона советских воинов, путь к победе им прокладывали более 40 тысяч орудий и миномётов, 6300 танков и самоходных артиллерийских установок, 3255 «катюш», 7500 самолётов.
Наш полк в штурме Берлина не участвовал. Немножко обидно. В эти дни, вернее ночи, мы бомбили порт Свинемюнде.
25 апреля вся берлинская немецкая группировка оказалась в кольце наших войск. Ожесточённые бои не затухали ни днём, ни ночью. Гитлер и его приближённые всё ещё на что-то надеялись. 29 апреля фюрер узнал о бесславном конце Муссолини: итальянские партизаны схватили и расстреляли его, а труп повесили вниз головой для всеобщего обозрения. Возможно, это ускорило конец Гитлера. 30 апреля он отравился цианистым калием. В этот день бойцы Загитов, Лисименко и Минин первыми ворвались на крышу рейхстага и укрепили там Красное знамя корпуса, а поздно вечером разведчики Егоров и Кантария при поддержке автоматчиков водрузили над рейхстагом Знамя Победы. Это был 1410-й день Великой Отечественной войны.
Ночь тысяча шестьдесят вторая
В начале мая мы перелетели на аэродром, расположенный возле деревушки Брунн. Разместились в удобном двухэтажном доме. За окнами — большой парк, озеро. В течение трёх дней не получали никаких заданий. Берлин взят, других подходящих для нашего полка целей командование, видимо, не находило.
Вечером восьмого мая мы поужинали, спели Гимн и легли спать. Среди ночи услышали фанфарные крики дежурной по части — старшего техника эскадрильи Риммы Прудниковой:
— Победа! Подъём! Ура! Победа!..
Я вскочила, крепко обняла и расцеловала девушку.
Все выбежали в парк и начали палить из пистолетов, автоматов, винтовок, ракетниц. После каждого выстрела я шептала, глотая слёзы:
— За Лейлу… За Женю Рудневу… За Галю Докутович… За Таню Макарову… За Веру Велик…
Девушки кричали и прыгали, обнимались и плакали, пели. Ко мне подошла Рачкевич, спросила:
— Отстрелялась?
— Да, две обоймы израсходовала.
— А я десять ракет. Смотрю на девушек и вспоминаю, какими они были в сорок первом, когда принимали присягу. Такие юные, серьёзные. Это было седьмого ноября. До сих пор звучат в душе взволнованные голоса: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Красной Армии, торжественно клянусь не щадя сил и самой жизни сражаться до полной победы над врагом…»
Клятва исполнена. Повзрослели мои деточки. Вот Марина Чечнева. Что это за танец она исполняет?
— По-моему, вальс-чечётку.
— Потрясающе. Помню, в Энгельсе у неё что-то не ладилось, расстроилась. Раскова её подбодрила: «Верю, у тебя будет на груди два ордена». Маринка глаза вытаращила. И надо же — пять орденов.
Да, юные комсомолки превзошли все наши ожидания. В полку было вначале десять коммунистов, сейчас — сто восемьдесят!
Повзрослели и, на мой взгляд, стали ещё краше. Как-то Раскова объявила ночью очередную боевую тревогу — на одевание три минуты. Прошла вдоль строя, скомандовала, как обычно: «Разойтись!» Вижу; недовольна, спрашиваю, в чём дело. Она усмехнулась, говорит: «У некоторых сапоги на босу ногу, к тому же не на ту ногу, под шинелью у одной нет гимнастёрки, у другой брюк. Что делать, комиссар?» Кормим, говорю, неправильно, не ложкой надо, не вилкой, а с конца копья. Раскова улыбнулась, через несколько дней снова подняла полк ночью, но уже не отпустила досматривать сны, — а скомандовала: «На аэродром шагом марш!» Это в январскую ночь. Урок пошёл на пользу… Девушки налетели на нас, потащили танцевать. Опьянённые великой радостью, запахом цветущей сирени, мы угомонились только к утру. Завтрак проспали. Днём ходили по парку и не знали, куда себя девать. Майское солнышко, тишина, мир… Потом был праздничный обед. Столы расставили на лужайке. Надели сшитые по нашему заказу военные, с погонами, платья и туфли. Бершанская поднялась, провозгласила тост:
— За нашу Победу!
Мы выпили до дна — по полному стакану… Через несколько дней полк перевели в красивое курортное местечко Альт-Резе — на отдых. Однажды утром отправились на экскурсию в Берлин. Я прихватила с собой заранее приготовленную баночку с белой масляной краской. Помните, я рассказывала, Таня Макарова и Вера Велик просили меня: если они погибнут, написать их имена на здании рейхстага. Пришла пора выполнить священный завет подруг.