Арлетт, заметив, как он страдает от воспоминаний, погладила Сергея по руке, пытаясь этим выразить свое сочувствие.
— Я хорошо понимаю твое состояние, — горячо сказала она, — ведь ты потерял самых близких людей.
Сергей взял ее руку, благодарный за слова искреннего сочувствия.
— Ты живешь в Париже?
— Да, недавно. Работаю в парижском отделении фирмы Мариано.
— А, Мариано… — в его интонации прозвучали те воспоминания, которые пробуждало в них обоих имя этого испанца. — Я часто проходил мимо этого здания, но мне никогда не приходило в голову, что там можешь быть ты.
— Давно ты вернулся в Париж?
— Пять месяцев назад. Но увидел тебя, и мне показалось, что никогда не уезжал.
Арлетт немного отстранилась от него, попытавшись этим едва заметным жестом дать понять, что вернуть прошлое невозможно.
— Расскажи мне о сыне, Арлетт.
Она ждала этого вопроса.
— Мишель — сильный, здоровый, умный и чувствительный мальчуган. Многим напоминает тебя, — улыбка тронула уголки ее рта. — Он гораздо лучше бы учился в школе, если бы так не увлекался спортом.
Сергей усмехнулся.
— Это был и мой недостаток в школьные годы.
— Когда мы встретились с тобой в Венеции, моя дочь была совсем крошечной, а теперь у меня еще и маленький сын. Все трое со мной в Париже.
— Ты позволишь мне повидать Мишеля? — в глазах Сергея была мольба.
— Хорошо, но только при условии — он не узнает, кто ты. Я собиралась все рассказать, когда он вырастет и будет достаточно взрослым, чтобы понять.
— Все будет так, как ты пожелаешь. Как до тебя дошли слухи о моей мнимой гибели?
Она объяснила.
— Я выжил только потому, что смог доползти до крестьянской хаты, в которой жила одинокая старушка. Она и выходила меня. В течение нескольких недель я никого и ничего не узнавал, не знал, кто я и где я. Старушка прятала меня от разъяренной толпы Я многим обязан этой женщине. Какое великое сердце нужно иметь, чтобы так поступить. Страшно сказать, но в свое время мой отец приказал высечь ее сына за какую-то провинность, и во время экзекуции мальчик умер.
— Чувствую, что тоже в долгу перед ней, — потрясение, вызванное встречей и его рассказом, лишило ее сил.
— Мы не можем больше беседовать здесь. Пойдем со мной.
— Не могу. Я должна вернуться к друзьям, с которыми пришла, — ее голос срывался. — Скажи, что же случилось после того, как ты выздоровел?
— Окольными путями я добрался до Петербурга. После приехал в Париж.
— Ты снова занимаешься живописью?
— Да. У меня был вклад в парижском банке, я купил новую мастерскую и обосновался там. Меня, как оказалось, не забыли, и уже стали поступать заказы. В конце года я устраиваю выставку своих работ.
— Я так рада за тебя. — Несколько мгновений они улыбались друг другу, словно давняя близость вновь возвратилась и прошедшие годы ничего не значили.
— Я должна идти, Сергей.
Она поднялась, он попытался преградить ей дорогу.
— У тебя кто-то есть? — Сергей пристально и испытующе взглянул ей в глаза.
— У меня никого нет в том смысле, который ты вкладываешь в эти слова. И больше никогда не будет. Но то, что было между нами, уже нельзя возвратить. Прошло больше одиннадцати лет с тех пор, как мы расстались.
— Но позже, когда мы встретились в Венеции, ведь все осталось по-прежнему!
— Ты неправ, все стало по-другому. Несмотря на то, что мы любили друг друга, наше счастье тогда уже принадлежало прошлому.
— Никто из нас не мог предвидеть, что произойдет!
— Я не знаю тебя сегодняшнего…
В это мгновение раздался резкий голос ее спутника:
— Арлетт! Мы все уходим.
Ни Арлетт, ни Сергей не заметили, как он подошел и остановился на расстоянии нескольких метров от них, демонстративно не попытавшись представиться.
— Я иду! — поспешно ответила она.
Сергей схватил ее за руку, хотя она уже сделала пару шагов.
— Послушай! — бросил он резко. — Арлетт, нам дан еще один шанс. Это редкий подарок судьбы. Не пренебрегай им. Я начну жизнь сначала с тремя детьми, я сделаю для них все, что сделал бы для Мишеля, не с такой щедростью и широтой, какую мне позволяли финансовые возможности раньше, но с не меньшей любовью и заботой. Каждый из этих детей твой! Каждый из них — часть тебя. И как же мне не любить их за это? Ведь я же люблю тебя так же, как любил всегда. Твое имя я повторял непрерывно, лежа в бреду в крестьянской хате. Всегда носил с собой твою фотографию. Ты всегда будешь всем для меня, сутью моей жизни!