Клод решил сменить тему:
— Я знаю теперь, как ты относишься к идее раннего брака, а также брака по расчету, и не собираюсь настаивать на твоем замужестве. Я никому не позволю преследовать тебя, тему брака не будем больше затрагивать до тех пор, пока ты сама не захочешь. Начнем с делового союза брата и сестры.
После долгой паузы Арлетт встретилась взглядом с Клодом.
— Ты никогда не хотел, чтобы я жила в твоем доме, даже временно, на каникулах. Почему такая перемена?
— Я никогда не умел и не хотел возиться с детьми. Но теперь ты взрослая и не должна жить в другом месте. Это просто позор! Пойдут сплетни.
— По крайней мере, ты откровенен.
— Давай вернемся в прошлое. Разве я не делился с тобой своими проблемами, когда ты стала старше? Я старался дать тебе понять, что когда-нибудь мы сможем стать ближе друг другу. Если бы ты не вернулась в Брюссель, мы бы вряд ли часто виделись. Но ты здесь, и у нас родственные обязательства друг перед другом. Даже если между нами и нет кровного родства.
— Я никогда не собиралась рвать родственные связи! — в голосе Арлетт звучало отчаяние. — Лишь хотела быть самостоятельной!
— Вне работы ты будешь принадлежать самой себе безраздельно. Единственно, о чем я прошу: веди себя достойно. Будь терпеливой и снисходительной.
Арлетт глубоко вздохнула, стараясь унять дрожь в голосе:
— Хорошо, я буду работать у тебя так же, как работала бы у любого другого нанимателя.
Жанетт перевела дух. Мадам Алигьери искренне опасалась, что Арлетт откажется работать у брата и выберет жизнь вдалеке от Брюсселя, чтобы шить платья провинциалкам.
— Прошу тебя об одном одолжении, — продолжал Клод, — я хочу, чтобы ты носила украшения только от Фере. Как я говорил, это явится своего рода рекламой, что очень важно. — Он одобрительно всплеснул руками: — У тебя хороший вкус, посмотреть хотя бы на эту орхидею, как прекрасно подобран цветок! Я заметил эту деталь еще в вестибюле. Год-два назад, по-моему, я говорил тебе, что ты унаследовала фигуру своей maman и возможность носить любую одежду, не теряя при этом элегантности.
Жанетт согласно кивнула.
— Твой брат прав, Арлетт. Нет, лесть здесь ни при чем, — в глазах мадам Алигьери появился странный огонек. — Я совершенно согласна с ним — цветок подобран просто изумительно.
Арлетт почувствовала — Жанетт догадалась, что цветок от поклонника и почему брат и сестра встретились в вестибюле. Но в ее глазах не было осуждения — мадам Алигьери была романтичной женщиной.
На сердце у Арлетт полегчало.
— Если в украшениях от Фере я буду выглядеть вполовину так хорошо, как maman, то стану гордиться собой.
— Конечно! — Клод уже ощутил вкус победы и мог быть великодушен. — А сейчас я покину вас, чтобы вы провели вечер в соответствии со своими планами. Завтра пришли вещи в мой дом, вот адрес. Утром ты должна быть у служебного входа Дома Фере.
— Да, я приду, но пока тетя Жанетт здесь, я останусь жить с ней в отеле.
Тут быстро вмешалась мадам Алигьери, стараясь не допустить очередной ссоры между братом и сестрой:
— Арлетт, дорогая, обстоятельства изменились, тебе нужно многому научиться, поэтому лучше, если ты будешь проводить время с Клодом, обсуждая каждодневные дела. Но мы проведем вместе все свободное время, которое ты будешь готова мне уделить.
— Уверена, мы будем часто встречаться!
— Итак, решено. — Клод поцеловал Жанетт и покинул номер.
Лицо мадам Алигьери омрачилось. В словах Клода крылось что-то, вызывающее у нее недоверие. Но что? Неожиданно Арлетт указала на орхидею.
— Вы хотите знать его имя? — резко спросила она.
На лице девушки читалась отчаянная решимость.
Не так-то легко дался ей отказ от планов, взлелеянных долгими раздумьями в монастырской школе.
— Думаю, что смогу догадаться сама, если вспомнить о том, как быстро пришло приглашение от русских. Будь осторожна: красивые мужчины, особенно типа Дашкова, очень опасны.
— Не волнуйтесь, я ищу в Брюсселе работу, а не утес, о который разобью свое сердце.
Спускаясь в лифте, Клод улыбался: во время только что окончившегося спора он довольно ясно представил себе, как использовать сестру к наилучшей выгоде Дома Фере. Без сомнения, неожиданное возвращение сестры — вовсе не яблоко раздора, а сладкий плод согласия.
Арлетт лежала в комнате, закутавшись в одеяло, так что снаружи оставался только ее нос. В ее голове проносились картины и голоса из только что состоявшегося разговора с братом. Мысленно она спорила и не соглашалась с ним, приводила тысячу доводов своей правоты, высказывала то, что не успела сказать там, в гостиной, когда он буквально ошеломил ее своим натиском, полностью парализовав ее волю и заставив почти добровольно изменить свое решение. Постепенно голоса стали глуше, сердце забилось ровнее.