— Тетя Жанетт, спасибо. Она такая красивая, — шептала Арлетт, гладя рукой удивительную ткань. — И вы шьете белье э-э прозрачное?
Жанетт снисходительно улыбнулась, складывая сорочку.
— Храни ее. Когда-нибудь она принесет тебе счастье. Ты почувствуешь на себе, что может сделать с женщиной красивое нижнее белье, когда однажды наденешь его. У тебя еще будет много красивых вещей. Уж я позабочусь об этом.
Пока Арлетт училась в школе, Клод не писал ей, поэтому письма Жанетт девушка читала и перечитывала. Они приходили издалека, оттуда, где так много нового, волнующего и пока недоступного для Арлетт.
Письма Жанетт давали девушке пищу для размышлений, повод помечтать и страстное желание поскорее окончить школу и окунуться в этот незнакомый, влекущий мир.
Неожиданно раздался стук в дверь. Арлетт обернулась и увидела входящего Клода. Стремительным шагом он пересек комнату, подошел очень близко и замер, устремив на нее восхищенный взгляд. Арлетт ощутила всем своим существом тепло, исходящее от Клода, и его внезапная близость повергла ее в смятение.
— Ты потрясающе изменилась, дорогая сестренка. Как же давно мы не виделись! Я бы не узнал тебя, встретив на улице. Из гадкого утенка выросла просто потрясающая женщина. У тебя очень милые брови. Подбородок очарователен, а глаза восхитительно сияют. Твоя фигура… просто великолепна. Я бы даже сказал — если позволишь, — слишком великолепна. И вообще, мне чертовски трудно держать себя в руках и помнить, что я твой брат и джентльмен, — он взял ее за плечи. — Ради бога, позволь мне поцеловать тебя, невинно, по-братски.
Арлетт провела кончиком языка по внезапно пересохшим губам. Этот, казалось, невинный жест привел Клода в сильное возбуждение. Он крепче сжал ее плечи, пути к отступлению не было.
Все, что он говорил, представлялось Арлетт сущим вздором, сказанным, конечно, с лучшими намерениями; однако приятно было слышать все это из уст Клода. Приятно и страшно, потому что всю свою сознательную жизнь она была тайно влюблена в него и боролась с чувствами, время от времени просыпавшимися в ее душе. Живя в монастыре, вдали от него, она не заботилась о своей внешности. Она знала и даже радовалась, что некрасива. Монахини-наставницы заботились о ее гардеробе больше, чем она сама. Но были минуты, когда Арлетт смотрелась в зеркало и видела свои круглые щеки, густые брови, маленький рот и до смешного большие совиные глаза — черты, в которых не было ничего от классических представлений о женской красоте. Она со стыдом признавалась себе, что завидует своей подруге Джулии, у которой было тонкое лицо и стройная шея. Особенно остро она переживала из-за своей внешности после визитов Клода, который приезжал в школу редко, всегда неожиданно и смотрел на Арлетт равнодушным взглядом, как на бесполое существо.
В звенящей тишине Клод придвинулся ближе и, дотронувшись до шеи Арлетт, поднял ее лицо за подбородок, а затем припал губами к ее мягким, чуть дрожащим губам.
У Арлетт закружилась голова. Ее влюбленность в Клода имела слишком длинную историю. Часто, лежа на жесткой монастырской постели, она мечтала о такой встрече, о таком поцелуе, беспомощно, безнадежно, хорошо понимая, сколько горя может принести ей это чувство. Сейчас Арлетт физически ощущала, как отрава любви входит в нее капля за каплей с этим поцелуем. Рот казался Арлетт открытой раной, которую терзали губы Клода, хотя он обращался с ней нежно и бережно. У нее было такое странное чувство, как будто ее душу вынули и заменили другой, принадлежащей уже не столько ей самой, сколько ему, Клоду.
К ужасу Арлетт, ее новое, беспомощное, рабское «я» самозабвенно отвечало на поцелуи Клода. Ее губы раскрылись навстречу его жадным губам, ее ладони заскользили по груди Клода, и у нее вырвался тихий сдавленный стон.
На мгновение его объятия ослабли, но, прежде чем Арлетт успела вырваться из них, Клод вновь сцепил пальцы на ее затылке, и она ощутила его жаркое неровное дыхание на своем лице. Клод осыпал глаза, лоб и губы Арлетт быстрыми поцелуями.
— Арлетт, — слегка охрипшим голосом шептал он. — Моя дорогая…
Арлетт опустила ресницы. Ей было невыносимо трудно смотреть на него. В горле застрял комок, ей хотелось плакать от радости и жалости к себе. Доброта, все дело было в его душевной доброте! Арлетт знала, что он целовал ее только потому, что был очень добр и хотел пощадить ее чувства, не травмировать ее ранимую душу своей холодностью. Он хотел наверстать упущенное время и вернуть ей все долги, всю недополученную нежность, которой она была лишена столько лет. И разве он виноват в том, что не понял главного? Не понял, что от его объятий и поцелуев ей еще больнее и горше. Она мечтала о его любви ночи напролет с самого детства, и вот, наконец, герой ее детских грез принял облик реального земного мужчины…