Так думал колдун, так мечтала сама Изольда. Но ни тот, ни другой не оказались правы в своих опасениях и желаниях. Скрипучая кибитка труппы бродячих актёров перевернула всю жизнь и Феодосия, и Изольды, а с ними лесника и колдуна. Ветхая выцветшая материя неплотно прилегала к хлипкому каркасу старой разбитой телеги, которую едва-едва волочила за собой гнедая тощая лошадёнка. Ветер срывал материю с кибитки, обнажая скудное имущество небольшой группы ездоков. Труппу бродячих актёров сопровождал верный пёс, бежавший рядом с гнедой кобылой и готовый облаять кого угодно, лишь бы развлечь печальных обитателей дорожной кибитки. Их было четверо: мужчина в возрасте, парнишка лет двенадцати, женщина, чья молодость осталась в прошлом столетии, и девчушка пятнадцати лет. Гремучая смесь национальностей - откуда они были родом, сказать было сложно. Язык, на котором общались эти такие разные внешне люди, поражал музыкальностью и красотой звучания. Скорей всего, бродячие комедианты были румынами. Смуглолицые, черноглазые, чернобровые и подвижные, со слегка вытянутым овалом лица они чем-то напоминали цыган и в облике, и в манере поведения. Все четверо были очень сухощавы, можно сказать худы, и бедно одеты. Сказать, что на них были лохмотья - это не сказать ничего. Убогого вида кляча мало чем отличалась от своих хозяев. Поражало в этом шествии нищеты только одно - взгляд этих людей. Ни крыши, ни одежды, скорей всего случайный кусок хлеба, разовые скудные заработки, ни будущего - запинающаяся кляча, отвозившая эту четвёрку в сторону Трансильвании - вот и всё их имущество, а во взгляде была поражающая лёгкость и свобода. Они не имели ничего, даже достаточно тёплой одежды и сносной добротной обуви, но они не роптали. Глаза горели, по худым впалым щекам скользила улыбка, они переговаривались о чём-то и даже смеялись, что было даже несколько странно при их образе существования. "Как птицы живут и счастливы", - подумал Феодосий, скользя взглядом по раскачивающейся в такт поступи лошади кибитке. Феодосий притянул к себе Изольду, тихонько шепнув на ухо: "Смотри, Изольда! Это бродячие музыканты! Видишь кибитку?" - Феодосий внимательно всматривался в дорожную колею, эти четверо с тощей клячей во главе поглощали всё его внимание. Тут ось у колеса кибитки надрывно взвизгнула и надломилась. Колесо слетело и покатилось за колею дороги, к скальному выступу, за которым прятались Феодосий и Изольда. Феодосий сильными руками поймал убегающее деревянное колесо и выступил на дорогу, объявляя о своём здесь присутствии. За ним из-за скального выступа вышла и Изольда.
По старому обычаю, воспитанному в юноше лесником, Феодосий в пояс поклонился проезжающим и подал мужчине сбежавшее колесо. Тот улыбнулся широкой белозубой улыбкой, обнажающей два ряда прекрасных зубов, что-то процокал на своём музыкальном языке и с благодарностью принял деревянную деталь. "Надо же, на вид уже совсем не молод, а зубы просто превосходные, - мелькнуло в голове у Феодосия, - откуда они родом? Они совсем другие, чем мы, и лицом, и сложены по-другому. И не цыгане вроде как. Кто же?" Тем временем мужчина вывел всех из кибитки и стал пытаться прилаживать колесо на место. Феодосий, недолго думая, подошёл к нему и знаками показал, что ремонт гораздо сложнее, нежели кажется на первый взгляд. Найдя в кибитке какой-то плохонький инструмент, точнее, его подобие, Феодосий помог бродячему актёру заменить ось и насадить на неё колёсо. Всё это время Изольда стояла и наблюдала, как смуглая кудрявая девчушка магнетическим взглядом, почти не отрываясь, в упор смотрела на Феодосия. Когда же кибитка была починена, и менестрели смогли продолжить свой путь, девчушка из кибитки подошла вплотную к Феодосию, вытащила из волос горную розу и протянула её юноше, не отрывая от него своего горящего взгляда чёрных глаз, где нельзя было различить даже зрачков. Кибитка уезжала вдаль, за ней тянулась мелодичная песня черноглазой девушки. Это был последний привет незнакомки Феодосию, песня, исполненная на незнакомом, чужом для него наречии, но звучание голоса говорило само за себя. Это была песня о любви, и Изольда болезненно остро почувствовала незримую нить, которая тянулась от черноглазой девушки к сердцу Феодосия.
С этого дня Феодосия словно подменили. Он стал замкнутым и печальным, часто возвращался на место встречи с черноглазой девушкой, тихонько мурлыкал себе под нос услышанную от неё мелодию, впадал в рассеянность и какую-то неопределённую мечтательность и грусть, при чём с Изольдой старый верный друг не мог поделиться ни одним своим душевным порывом. Изольда всё поняла. Понял всё и колдун, её отец.
Однажды колдун застал Изольду всю в слезах в самой дальней комнате их наскального замка. Это была комната скорби. В ней его девочка часами перебирала сохранившиеся старые вещи своей матери, пытаясь воссоздать её образ, целовала их, прижимала их к груди, разговаривала с ними. Ребёнку всегда нужны двое - и папа, и мама - и когда остаётся кто-то один, ребёнок очень болезненно это переносит. Изольда безумно любила своего отца. Колдун отлично знал это, и сознание своего состоявшегося отцовства делало его самым счастливым человеком на земле. Он дышал своим ребёнком, боготворил его, любовь, привязанность дочери открывала его душе неведомые ранее грани, возможности. Истинное назначение жизни раскрывалось перед колдуном в мелодичном смехе его малышки, а быстрые детские шаги отзывались в его мрачном и угрюмом сердце взрывом непередаваемой радости и гордости, потому что это были шаги его дочки, его крохотного божества, его маленькой принцессы. И теперь колдун с горечью наблюдал слёзы Изольды, её худенькие плечики, вздрагивающие и сжимающиеся при каждом новом всхлипе, словно девочка мысленно отбивалась от чужих ударов. Крепко обняв дочь и притянув её к себе, колдун взял её в охапку как тогда, когда он уходил из деревни семнадцать лет назад, ласково поцеловал её в макушку и тихо спросил:
- Что будем делать, Зо?
Маленькая Зо, как с глазу на глаз звал её отец, захлопала намокшими ресницами и уткнулась в его сильную широкую грудь. Самым близким другом в её жизни был Феодосий, а теперь друг, вроде бы как, предал. Изольда не могла точно подобрать слова к ситуации. Предательством в полном смысле слова это не было. Дружба их с Феодосием как была, так и осталась, просто в его жизни появилась мечта, к которой Изольда не имела никакого отношения. Феодосий влюбился. Так бывает. Живя в глухом лесу, среди гор и отвесных скал в мире дикой природы, он чудом каким-то встретил девушку и забыл обо всём на свете. Случайная кибитка цирковых бродячих артистов, поломка телеги на глазах Изольды, и такое нечаянное знакомство, которое перевернуло всю его и её дальнейшую жизнь.
- Я не знаю, - Изольда доверчиво уткнулась мокрым всхлипывающим носиком в грудь отцу, интуитивно ища у него защиты в сложившейся ситуации.