— Проклятье! — пытаюсь ужом вывернуться и отползти в сторону, но ты меня почему-то не выпускаешь. — Как оно вообще упало? Ведь ни урагана, ни грозы нет.
— Сердцевина сгнила. Старое уже, корни наружу торчали, и ствол наклонился. На самом деле было заметно, что оно вот-вот упадёт. А ты умудрился встать прямо под ним. Как ты раньше сражался с такими опасными врагами, как Энви? Совершенно несобранный.
— А сам-то… Тоже встал рядом… И вообще… Кто ты такой, чтобы насмехаться надо мной?! — завожусь с полоборота, но в желании побольнее задеть тебя впервые не нахожу подходящих слов, в итоге смущённо затыкаюсь, осознав, что веду себя, как ребёнок.
Ты приподнимаешься на локтях и начинаешь смеяться. Хохочешь всё громче и заразительнее, и твой смех невольно передаётся мне.
— Как кто? Фюрер в отставке, спасший тебя от вражеской сосны! — изрекаешь нарочито пафосно, и от этого нам обоим становится ещё веселее.
Сухие иглы с твоих волос и формы дождём сыплются на моё лицо, щекоча кожу. Кручу головой, чтобы смахнуть их, но толком ничего не получается. А ты наклоняешься всё ниже, словно специально хочешь, чтобы эти иголки продолжали сыпаться. Я, как идиот, не соображаю, к чему дело идёт, до последнего. И вдруг твои горячие губы припечатывают меня к земле.
Те губы, которые не мои.
Те, которых мне нельзя касаться.
Те, о которых нельзя никому говорить.
Они самозабвенно целуют меня, и я готов продать гомункулам и Отцу душу, воскресни они все разом, лишь бы этот поцелуй не прекращался никогда.
Твой язык проникает глубже, и в сумасшедшем бреду, отзываясь всем телом на внезапные ласки, я начинаю подозревать, что падение чёртовой сосны каким-то образом твоих рук дело. Даже если так, спасибо, что уронил её, и спасибо, что приехал. Я бы умер, если бы больше никогда тебя не увидел. Моя душа уже начала угасать, но я осознал это лишь сейчас, оказавшись в твоих объятиях. Я почти перестал быть самим собой, но ты заставил меня снова хотеть жить.
Хотеть желать.
Ты прерываешь поцелуй и отстраняешься с таким видом, словно ничего не произошло. Встаю, шатаясь. Все, на что сейчас способен — сделать пару нетвёрдых шагов и прижаться спиной к ближайшему шершавому и тёплому от солнца стволу, ловя опалённым ртом воздух. А небо кружится и кружится, словно обещая упасть и похоронить под собой неисправимого грешника. Того, кто упорно не желает каяться в делах своих.
Ты снова приближаешься со странным, пугающим выражением лица. Наклоняешься ко мне, касаясь левой рукой подбородка. Правой бесцеремонно расстёгиваешь ремень моих брюк и одним движением сдёргиваешь их до щиколоток. Я настолько ошарашен, что не могу сопротивляться. Просто сдаюсь на твою милость. А ты неожиданно соскальзываешь передо мной на колени, и я обмираю, проваливаясь в сказочно прекрасный мир, где никогда ещё не был.
Твой рот ослепительно горячий, невозможно одуряющий, искусный и великолепный. Запах сосен и аромат твоей кожи смешиваются в опьяняющий коктейль. Мои пальцы ерошат короткие пряди твоих волос, иногда чуть крепче прихватывая их… Умелые ласки наводят на мысль, что наверняка у тебя раньше были и другие… Не только женщины.
Но какой смысл ревновать? Я — лишь короткий эпизод в твоей жизни. В итоге ты всё равно вернёшься к той, кого действительно любишь…
«О чём я думаю?! Я вообще не должен! Мы оба не должны! Так почему я не в силах остановить тебя и не могу остановиться сам?!»
Танец ветвей, прочерчивающих небо и, наконец, мой громкий крик… Его слышат и пугаются лишь птицы. А потом я тоже падаю на колени, обнимаю тебя за шею обеими руками, исступлённо, благодарно впиваюсь в твои губы. Уткнувшись лбом в твой лоб, срывающимся голосом шепчу, мгновенно забыв обещания и клятвы, данные себе после той ночи:
— Только не останавливайся … Прошу, сделай то, что хотел тогда в Централе!
Твоё дыхание учащается. Резко толкаешь меня к стволу лицом вперёд. Сочащиеся смолой чешуйки коры царапают мою щёку, но я не сразу замечаю это. Ты прижимаешься сзади всем телом так отчаянно, что, кажется, я сейчас буду раздавлен. Но разве можно опасаться такой ерунды? Я готов быть убит и растоптан, проклят всеми и каждым, но я не могу тебя сейчас отпустить. И, думаю, ты меня тоже.
— Стальной, — твой голос низкий, сиплый, чужой и непривычный, — зачем ты меня провоцируешь? Поверь, я не буду милым.
— Не будь. Не вижу проблемы.
Я всё разрешу тебе, глупый полковник. Всё, что пожелаешь.
Сильная ладонь стискивает моё правое бедро. Слегка поворачиваю голову влево. Так и есть. Вторая рука зеркально повторяет действия первой, но, увы, я не ощущаю ничего. Там лишь металл.
Неожиданно ты разжимаешь пальцы обеих рук. Твой голос становится спокойным и ровным, почти безразличным.
— Я просто вернул тебе долг за ночь в Централе, но, думаю, этого достаточно. Одевайся, идём на вокзал. Мне пора.
Ах, тебе срочно на вокзал понадобилось? Да ты садист, господин экс-фюрер. Впрочем, бесспорно, и мазохист тоже.
Но никуда ты не уйдёшь!
Торопливо обхватываю твои плечи руками и крепко вжимаюсь в тебя. Всем телом, изо всех сил. И слышу глухой стон. Ты на пределе. Тебе больше не до притворства…
— Стальной, зачем?
— Потому что ты лжёшь. Ты не долг вернуть приехал. Ты приехал за тем, что давно хочешь. За тем, чего хочу и я. И ты не уедешь в Бриггс, пока не получишь желаемое. И это не ошибка. Не может быть ошибкой то, от чего хочется жить…
— Замолчи!
— Нам хорошо вместе, ты не можешь отрицать этого.
— Прекрати.
— Я могу отрезать себе язык и стать немым, но истина не перестанет быть истиной, лишь оттого, что я её никогда не произнесу! Вопреки всему, что нас разделяет, нам хорошо вместе. И если эта наша встреча в Ризенбуле – всё, что у нас когда-либо может быть, зачем отказываться от такой малости? Ты исчезнешь в своих заснеженных горах, я — на Западе, и мы больше, возможно, никогда не увидимся. Так зачем отказываться сегодня?
Слова сами срываются с языка, будто это говорю не я, а кто-то другой воспользовался моим умом и речью, чтобы убедить тебя. Словно другая реальность овладела мной, и я сам стал другим. И всё же я по-прежнему тот «упрямый мальчишка», жаждущий тебя больше всего на свете.
И не только твоё тело. Я желаю, чтобы ты был счастлив — сегодня, завтра, всегда! Но сейчас источник твоего удовольствия рядом, так близко! Подумай, ведь я могу сделать тебя счастливым сию секунду. Не отказывайся от меня. Успеешь в свои неприветливые горы к медведям и винторогим парнокопытным… Будь они неладны, они не заслужили быть рядом с тобой там, куда я последовать не смогу.
Мои аргументы иссякают, но дело сделано: ты уже не способен сопротивляться, твоё тело начинает действовать вопреки воле.
Снова разворачиваешь меня спиной к себе. Снимаешь мою верхнюю одежду, бросаешь её на землю. Стягиваешь с плеч рубашку и проводишь влажный след губами от шеи до ягодиц. Пробегаешь пальцами вдоль позвоночника, коснувшись мимоходом каждой чувствительной точки на моей коже… Спустившись ниже и разведя мои ноги, проскальзываешь языком внутрь, в пылающую тесноту, алчущую наполнения. О да, вот так! Только не пытайся сбежать снова, это будет нечестно.
Вопреки своему обещанию не быть милым, ты очень осторожен. Я не чувствую ни малейшего дискомфорта, лишь всё возрастающее желание. Внутри творится невообразимое. Изнемогаю от жара, пылающего, неутолённого, но каждую секунду жду большего, много большего! Я готов, а ты почему-то медлишь, и у меня уже нет сил терпеть… Хочу ощутить тебя в себе. И я требую этого вслух. Разумеется, наказание неминуемо. Ты немедленно отрываешь меня от точки опоры и бросаешь ничком на землю. Грубо наваливаешься сверху.
— Не можешь терпеть, значит? — рычишь с непонятной яростью, ощутимо прикусывая моё ухо. — И не боишься говорить такое сейчас, когда я очень даже готов исполнить твоё желание?
Томительно и жутко, как перед прыжком в сказочный колодец, где можно сгинуть или получить бессмертие. Не могу вдохнуть, не то что ответить…