— При чём тут Хавок-сан? Ты думаешь, я из-за него собираюсь бросить тебя?!
— Нет, ты любишь не Хавока-сан, конечно, — тихо замечает Уинри, — а совсем другого человека. Того, кто ради тебя оставил высокий пост и исчез в глуши. Конечно, он рассчитывал, что так ты скорее забудешь его, и злые языки никогда не будут обсуждать ваши отношения. И наша семья сохранится. Ведь он больше не фюрер, он никто. Кому интересно следить за тем, кто не занимает никакого места в общественной иерархии?
— Уинри…
Небо обрушилось, а земля разверзлась. Никогда, в самом страшном сне я и подумать не мог, что она догадается. Давно догадалась.
— Только не отрицай. Я всё поняла в тот день, когда он приезжал прощаться. Мне не забыть до смерти, какими взглядами вы обменивались за столом. А потом ты вернулся из лаборатории таким… таким… Не могу даже слов подобрать! Но по твоему выражению лица и дурак бы всё понял. Я не обвиняю тебя ни в чём, и мои чувства к тебе не изменились, но я больше не могу видеть, как ты страдаешь. Эд, прошло почти три года, а тебе нисколько не стало легче. Признай же, наконец, что ты его любишь, и поезжай к нему. Скажи ему об этом!
Язык немеет и не подчиняется. Моя Уинри… Какую невыносимую боль я причинил ей! Она всегда любила меня, родила мне двоих прекрасных детей, а я поступил, как последний подлец. И она жила с этим столько времени, ничего не говоря мне!
Закрываю лицо руками. Уинри прижимает меня к себе, и я роняю голову на её колени.
— Я негодяй. Я не заслуживаю тебя. И никогда не заслуживал. Прости.
— Ты не виноват.
Ещё как виноват! Я так и не смог перебороть себя.
— Я никуда не уеду, — повторяю упрямо. — Останусь с тобой и детьми. Напрасно ты думаешь, будто для меня есть на свете кто-то дороже вас. Я докажу тебе, что это не так.
— Значит, мы тебе дороже всех, и это правда?
— Конечно!
— О, Эд… Но если ты действительно любишь нас больше всех на свете, то почему сидишь тут вместо того, чтобы идти домой? Мы давно живём, как чужие. В твоих объятиях я больше не чувствую тепла. И я не думаю, что это когда-либо изменится.
— Без Ван-тяна и Климентины я не буду счастлив! Не смогу расстаться с ними!
— Неужели ты думаешь, что я стану запрещать тебе видеться с детьми? Приезжай, когда пожелаешь. Можете даже приезжать вместе. Но мне невыносимо видеть, как каждый день ты борешься со своими настоящими чувствами! Эд, — обхватывает моё лицо обеими руками и вдруг начинает плакать, — иди к нему. Лиза-сан поступила мудро, сразу решив этот вопрос для себя, поэтому она уже нашла своё счастье. А я всё затягивала. Больше — не хочу! Так всё равно жить невозможно…
Великие алхимики, неужели Лиза-сан тоже знала правду, потому и уехала тогда с Моникой из Централа?! Нет, это просто домыслы Уинри… Этого не может быть.
— Ты сам никогда не решился бы поговорить. И он не решился бы увезти тебя отсюда, хотя, догадываюсь, это было вполне в его силах. Однако неужели вы оба не понимаете, что ваши якобы благородные побуждения стали причиной и моих страданий тоже? Жизнь во лжи никому не приносит счастья, потому я и прошу — поговори с ним. Но перед тем, как уехать со своим отчаянным полковником за тридевять земель, вернись в Ризенбул и сообщи мне и детям, что с вами обоими всё в порядке… Здоровые вы дурни! Оба! И прекращай прикидываться, будто я ошибаюсь, и между вами никогда ничего не было! Начнёшь снова лгать, враз передумаю и никуда не отпущу!
Её щёки залиты слезами, и она безуспешно пытается смахнуть их перчаткой.
Прижимаю Уинри к самому сердцу крепко-крепко.
— Я всегда буду тебя любить. Ты лучшая на свете!
— Безусловно, — пытается улыбнуться сквозь слёзы, и у неё это почти получается. — Передавай Мустангу-сан привет от меня.
Наконец, Уинри называет тебя по имени, хоть я и представляю, каких усилий ей это стоит.
Мы вместе возвращаемся домой и на ходу сочиняем детям историю о том, что «папе надо срочно уехать по делам».
Вечером собираю чемодан, а на следующее утро, поцеловав спящих Вана и Климентину, сажусь на поезд с билетом до Бриггса в кармане.
========== Глава 13. Намерения, средства и цели ==========
Военные Бриггса встречают меня без энтузиазма, но открытой недоброжелательности никто не выказывает. Постепенно вхожу в рабочий режим, привыкаю к местным порядкам. Следуя просьбе Оливии, не внедряю нововведений, стараясь сохранить существующее в неизменном виде.
Мне выделяют отличный просторный дом на окраине города. Там есть камин и даже мансарда. Чего ещё желать? За первый месяц отчитываюсь в Централ, что, мол, всё в порядке, никаких чрезвычайных происшествий не было. Но благословенный покой, как обычно, долго не длится.
Ещё через месяц во вверенном мне коллективе случается нечто настолько омерзительное, что после этой истории мне приходится срочно оставить пост коменданта, записаться в местный патруль и отправиться в уединённую хижину к северной границе Аместриса.
Прапорщик Мастерс, один из моих новых подчинённых, явившись как-то на личный приём, с поразительной наглостью заявляет, что мечтает завязать со мной интимные отношения. Грубо отрезаю, что меня подобное не интересует, после чего выставляю его вон с пожеланием увидеть завтра на столе заявление об уходе со службы по собственному желанию.
Однако юный наглец не только не оставляет должность, но и не прекращает своих извращённых преследований. Ломится посреди ночи в дверь моего дома, пытается сесть поближе во время утренних совещаний, немыслимым образом забирается в мою спальню. Много раз отправляю его на гауптвахту, деру с него три шкуры, угрожаю тюрьмой и лишением звания, но Мастерс отвратительно настойчив. Такое впечатление, что мои контрмеры только ещё больше его распаляют. Недели через три, окончательно потеряв терпение, предупреждаю, что он окажется в одиночной камере, но прапорщик лишь самоуверенно усмехается:
— У вас нет никаких оснований для длительного задержания. Я подожду, а вы меня вскоре выпустите.
— Уверен?
— Ну да.
— Вон!
Идёт к дверям, но на полпути вдруг останавливается, словно вспоминает нечто важное. Возвращается и с нахальной ухмылкой тянется ко мне, нависая над столом.
— Не понимаю только, чем я хуже вашего Элрика? Я тоже молод и красив. Думаю, я даже намного лучше его.
Глаза застилает красная пелена, но я всё ещё стараюсь держать себя в руках.
— Мастерс, зайди к военному врачу. Пусть он тебя осмотрит. Ты серьёзно болен.
— Я-то совершенно здоров, — гнусно усмехается. — Да ладно вам притворяться, господин комендант! Все знают, что у вас и Элрика старшего были близкие отношения, потому Пикок и гниёт в тюрьме, лишившись своего генеральского звания. Вы пытались заткнуть ему рот, но он успел кое-кому рассказать. Не понимаю только, зачем вам было необходимо скрывать ваши предпочтения? Щёлкни вы пальцами, и самые красивые мужчины Аместриса сами прибежали бы.
— Ещё слово, и я тебе шею сверну.
Но сопляк продолжает сам рыть себе могилу.
— Теперь ваш выбор ограничен Бриггсом, и это прискорбно. Однако вам всё равно нужен крепкий, здоровый мужчина, чтобы снимать ежедневное напряжение. Почему вы злитесь, если я добровольно готов на всё ради вас? Мне даже повышение по службе не требуется. Неужели я вам безразличен? Этого же просто не может быть! Я, кстати, не женат и не собираюсь жениться. И у меня нет детей, как у Элрика. Со всех сторон одни плюсы.
Выхожу из-за стола, хватаю Мастерса за горло и крепко сжимаю ладонь, но этот идиот не унимается.
— Я буду делать всё, что прикажете, — хрипит из-под моей руки. — Выполню любые ваши прихоти. И вы скоро забудете бесполезного коротышку, у которого даже нет дара алхимии. Он по сравнению с вами — ноль, ничтожество. Зачем он вам нужен?
Самоконтроль уходит в небытие.
Чудом не убиваю Мастерса, но он всё равно попадает в госпиталь на неделю. После этого, разумеется, я больше не могу оставаться на своём посту. Благодаря Оливии, дело заминают, а я отправляюсь в долгое уединение. Очень долгое. Длиной до конца жизни.