Неужели можно поверить в такой бред? Шутят они что ли?
— На самом деле среди «правдоискателей» были Синтия, прапорщик Лэйн и мадам Гернштейн, но не я.
— Уже легче. Дальше.
— Меня затянуло в эту трясину в восемнадцать лет, — перенимает эстафету Синтия. — Наивная была. Нет, скорее, глупая. Работала вольной художницей. Ездила по городам и рисовала портреты всех желающих, способных заплатить. Один военный из Централа заказал портрет семьи. Я выполнила заказ, а потом случилось так, что наши с ним отношения зашли дальше, чем было бы позволительно для женатого мужчины и незамужней девушки. Тот военный соблазнил меня, а я поддалась, потому что влюбилась. И я стала работать на него. С тех пор путешествовала не только ради заработка, а создавала в разных городах и посёлках группы людей, настраивая их против вас. Я стала одним из главных информаторов высокопоставленных военных в вашем Штабе. Втиралась в доверие к людям и узнавала всё, что от меня требовал мой любовник. Кроме того, моей миссией было склонить нужных людей на сторону «правдоискателей», не гнушаясь никакими методами. Он также приказал мне соблазнить Хавока-сан и с его помощью внедрить в Централ в качестве вашего личного секретаря мою тётю. Её главной целью было собирать на вас компромат, просматривая вашу почту и наблюдая за теми, кто к вам приходит. Особенно на личные приёмы. Нашей семье тогда срочно требовались деньги на лечение Лючии, и тётя быстро согласилась.
— Любопытно, почему вы сами не попытались стать моим секретарём? Это выглядело бы разумнее и проще.
— Вы искали немолодую и непривлекательную женщину. Помните? Впрочем, я попыталась, но мне было отказано. В числе прочих претенденток я приходила к вам на собеседование, просто вы уже об этом забыли. А моей тёте удалось то, что не получилось у меня.
Делаю ещё глоток. Спиртное, конечно, не выход, но от него становится легче. Особенно после таких признаний.
— Надо же, за моей спиной плелись грандиозные заговоры, а я узнаю об этом лишь теперь!
— Вы злитесь? — поднимает на меня свои бархатные глаза, бездонные, как Врата Истины.
Понятно, почему ей удавалось с юных лет мастерски вертеть людьми. С таким-то взглядом! Лет двадцать назад Синтия-сан могла бы меня сместить с поста фюрера в одиночку, даже не прибегая к чьей-то посторонней помощи. К счастью, мне тогда было до кресла фюрера, как до Ксинга пешком.
— А есть смысл? Тем более, вы признались, что сами и помогли мне избавиться от «правдоискателей». Только не понимаю, почему вы вдруг переметнулись на мою сторону?
— Это заслуга тёти и Жана. И ваша, конечно, тоже.
— Интересно послушать.
— Постепенно я начала понимать, что мой возлюбленный меня использует. Я для него была не любимой женщиной, а средством на пути к креслу фюрера.
— Генерал Пикок втянул вас в свою авантюру? — уточняю, стараясь казаться спокойным.
Удаётся скверно.
— Нет, второй номер в списке. Следующий после Пикока.
— А, Ньюмен. Дамский угодник, лжец и карьерист. Внешностью его судьба не обделила, зато совестью обнесла. В общем, мне следовало догадаться.
— Он собирался сместить Пикока вскоре после того, как тот займёт ваше место.
— Какие прекрасные люди собрались среди так называемых «правдоискателей», вам не кажется, мадам Хавок?
Синтия краснеет и отворачивается.
— Мне очень стыдно перед вами сейчас. Я поняла всё это слишком поздно. Жан по-настоящему влюбился в меня, а я далеко не сразу оценила его чувства. Но когда это случилось, начала прислушиваться к нему. Жан много рассказывал о вас. О том, как нелегко вам пришлось в Ишваре, как вы победили Отца, помогли Жану выздороветь … И моя тётя, поработав с вами в Штабе, стала всё чаще повторять, что вы не заслуживаете подлости! Вы лучший фюрер для Аместриса, говорила она, а Пикок и Ньюмен уничтожат страну ради своих амбиций, если допустить их к власти. И я начала сомневаться в правильности своего выбора, сделанного несколько лет назад. Я обсудила свои мысли с тётей, и мы обе пришли к выводу, что исправить уже причинённое нами зло можно лишь одним способом: надо доказать Пикоку каким-нибудь значительным поступком нашу полную преданность, чтобы нам предоставили доступ ко всей информации о «правдоискателях», а затем успеть быстро слить эту информацию вам. Мы с тётей пообещали Ньюмену и Пикоку, что найдём такой компромат на вас, который поможет уничтожить вас в пух и прах… Пикок потребовал компромат личного свойства. Чем грязнее, тем лучше. Например, такой, где вы изменяете жене с кем-нибудь из ваших же подчинённых. За это он обещал нам статус своей «правой руки». Для того, чтобы у нас появилась редкая возможность скопировать его чеки, списки заговорщиков и выкрасть фотографии встреч с послами других государств, которые, вероятно, были сделаны с целью впоследствии шантажировать послов, мы пошли на это. Мы причинили вам непереносимую боль. Я понимаю, что такое простить, конечно, вы не сможете.
Демонстративно качаю головой и закрываю уши, догадываясь, что последует дальше. Не хочу. Просто не хочу этого слышать!
Тёплые руки мягко отнимают мои ладони.
— Жан ничего не знал о деталях нашего с тётей плана. К тому времени я уже призналась ему, что я — одна из «правдоискателей». Но я дала Жану клятву использовать сложившуюся ситуацию во благо вам. Однако даже мой будущий муж тогда не знал, какой ценой мы собрались добыть компромат на Пикока и его людей. Если бы узнал, убил бы меня, наверное. Это я надоумила Жана попросить Элрика-сан прийти к вам той ночью. Я знала от тёти, что между вами давно проскочила искра, которая лишь ждёт удобного момента, чтобы вспыхнуть. Я находилась в малом архиве, куда проникла благодаря помощи прапорщика Лэйна и тёте. У меня с собой был современный фотоаппарат, который кто-то привёз Ньюмену с Запада. Он фотографирует быстро, без штатива и выдержки. Мы ждали хоть чего-нибудь… Объятий или поцелуя было бы вполне достаточно. Простите, Мустанг-сан! Я хотела остановиться после первых двух снимков, но подручный Ньюмена тоже присутствовал там, контролируя нас. И он потребовал фотографировать до конца.
Гнев клокочет внутри, но не выплёскивается. Молчу, опустив глаза в пол, и сжимаю кулаки. Она жена моего друга. Она хотела помочь. Набралась смелости приехать и признаться, спустя почти три года, хотя могла не делать этого. Но всё равно хочется вышвырнуть её вон и захлопнуть дверь.
— Я не заслуживаю прощения.
А я и не прощу. Такое невозможно простить.
— Пикок потребовал, чтобы мы прислали вам фотографии анонимно и припугнули вас. Текст того первого письма он сам сочинил. После чего заявил, что мы должны отдать плёнку ему лично в руки. Этого я не ожидала. Я вовсе не собиралась отдавать ему то, с помощью чего он мог бы навредить вам или Элрику-сан! Я сделала фотографии у себя дома, вернулась в Централ и передала тёте конверт, который она положила вам в почту. Проявленную плёнку тоже отдала ей в надежде, что тётя что-нибудь придумает и спасёт положение.
— Теперь ясно, почему на конверте не было никакого почтового штемпеля, — криво усмехаюсь. — Вы молодцы, всё продумали!
— Не всё. Я не предугадала того, что для меня потом стало самым трудным. Кроме компромата на вас, прежде, чем мы сделали снимки, Пикок потребовал любым способом подставить дорогого вам человека. Например, украсть какие-нибудь важные документы с вашего стола и свалить вину, на кого он укажет. Своей жертвой он вскоре выбрал Жана. Это было последним испытанием и для меня тоже. Генерал хотел получить стопроцентные доказательства моей полной преданности. Если бы я отказалась, наша с тётей затея провалилась бы.
— О, даже так, — не скрываю злости. — И как у вас рука поднялась совершить такое? Если, вы говорите, к тому времени уже любили своего будущего мужа?
— Пикок, к сожалению, тоже знал о моих чувствах, потому его выбор и пал на Жана. А я не могла остановиться на полпути. Мы с тётей всё обсудили, и она сказала, что плёнка с компроматом будет залогом того, что у нас в итоге окажется нужная информация. «Я придержу плёнку и сама поторгуюсь с Пикоком, — сказала она. — Я умею хорошо притворяться, он поверит в нашу безусловную преданность и нашу корысть, но тебе для начала придётся выполнить все его требования. Даже если это трудно».