— Жан мог никогда вас не простить.
— Мог.
— Но вы пошли на это.
— Я хотела уничтожить «правдоискателей». Одним махом, навсегда.
— Сомневаюсь, что вашей целью было помочь мне сохранить кресло фюрера. Полагаю, вы хотели отомстить Ньюмену.
— Безусловно, вы имеете полное право думать обо мне только самое плохое. Я не стану вас разубеждать. Всё равно не получится.
— И как вы сделали это? Говорите, раз начали. Оторванную пуговицу ещё объяснить можно. Но отпечатки пальцев?
— Жан часто приезжал на выходные ко мне в гости. Лючия вечно совала ему в руки свои гончарные изделия, подчас незаконченные и не застывшие. Поставщики «правдоискателей» из Аэруго привезли бутылочку каучука по моей просьбе. Я залила самый удачный образец каучуком, а когда он застыл, осталось только потереть полученные слепки о чью-нибудь кожу, а затем оставить отпечатки там, где это необходимо. Мы подготовились заранее. В тот день, когда проникли в малый архив, всё необходимое у меня уже было с собой.
— Даже пуговица?
— Нет. Пуговицу потерял Дак, человек Ньюмена, отодвигая стеллажи. Он сразу сказал об этом мне. На следующее утро, обнимая Жана, я незаметно срезала с его мундира пуговицу маникюрными ножницами, чтобы отдать Даку. Таким образом, тому не пришлось обращаться в хозяйственный отдел за новой. А Жану пришлось. Когда же у нас, наконец, появилась нужная информация на «правдоискателей», моя тётя просто переслала её вам, лично бросив письмо в ящик Элрику-сан именно в тот день, когда, как она знала, должен был приехать человек из Централа и забрать почту. Только плёнку Пикоку нам пришлось отдать, но тётя вас в письме предупредила об этом, чтобы вы имели возможность найти негативы и уничтожить. А мы все срочно бежали за границу и чуть позже забрали с собой Лючию, которая даже не понимала, в чём дело. Я также предупредила прапорщика Лэйна, чтобы он покинул Централ до того, как начнутся массовые аресты. Мы с ним первыми отправились в Аэруго, куда потом приехали Жан и моя тётя с Лючией. По пути бросили в реку нашу обувь и старую одежду, чтобы все подумали, будто мы погибли. Лэйн — хороший парень. Он тоже попал к «правдоискателям» по юности и глупости. Не могла я допустить, чтоб он пострадал вместе со всеми.
— Коварная женщина, а? — улыбается Хавок, но мне совершенно не хочется шутить.
— Надо проветриться, — бросаю отрывисто, поднимаюсь с места и выскакиваю на крыльцо.
Снаружи начинается снегопад, поднимается ветер. К ночи непременно завьюжит.
Через некоторое время слышу стук двери, и рядом оказывается Хавок.
— Появилось желание сжечь нас обоих?
Даже не удостаиваю его ответом.
— Я бы не удивился. Я тоже здорово психанул, когда она во всём призналась, — вздыхает, пытаясь закурить снова, но ветер гасит сигарету трижды, и Жан прекращает попытки. — Много чего ей наговорил, пытался порвать с ней. Потом простил, конечно.
— Мне сложнее. Я её не люблю.
— Она могла не приезжать сюда, и ты бы никогда не узнал правды.
— Лучше бы не знал. Я не смогу простить её. Да и тебя тоже, поскольку ты сейчас не осуждаешь её, а гордишься ею.
— Благородный поступок, неблагородные методы. Что поделать, Огненный. Мы с тобой тоже не ангелы. Сколько за нами ошибок числится, посчитаешь? Ты просто злишься, что она видела вас в ту ночь. Но, если подумать, в этом ведь нет ничего ужасного.
— Лучше замолчи. Правда, ни слова больше, Жан!
— Разве ты стыдишься своих чувств к нему?
— Я не буду это обсуждать ни с тобой, ни с кем другим. Тема закрыта. Уезжайте и забудем сегодняшний день, как дурной сон.
Молчит недолго, потом тихо произносит:
— Стальной сильно изменился. Я ему предлагал приехать, но он отказался. Пытается делать вид, будто живёт обычной жизнью, но у него плохо получается. Только мучает себя. Но, как и ты, он очень упрям. Не захотел ничего обсуждать. Прошу, поезжай в Ризенбул! Поговорите друг с другом! Мы с Синтией желаем вам обоим только самого…
Резко разворачиваюсь, хватаю моего незваного «доброжелателя» за отворот пальто, цежу в лицо:
— Никто из вас никогда не будет говорить со мной об этом, ясно? А теперь проваливай. Быстро. А я постараюсь забыть, что вы оба приезжали сегодня.
Хавок отрывает мои руки и уходит в дом. Через пару минут выходит вместе с женой. Игнорирую обоих.
— Прощай, Огненный!
Не отвечаю ничего, отвернувшись.
Через минуту слышу скрипучие удаляющиеся шаги по снегу. Сажусь на крыльцо, закрываю лицо руками и долго жду, прежде чем снова подняться на ноги и взглянуть в небо.
Никто не видит, только птицы. Впрочем, на что тут смотреть? Просто падающий снег тает, превращаясь в капли воды на моих щеках, и они одна за другой скатываются вниз.
========== Глава 14. Цветное и чёрно-белое ==========
Карта Хавока-сан довольно точна, впрочем, даже с ней умудряюсь проплутать почти сутки. В желудке урчит, ибо я кошмарно голоден. Пытался перекусить ранним утром, но выбрал неудачную таверну.
До сих пор тошно вспоминать…
Хозяин — тот ещё остряк. Не успеваю поднести ложку ко рту, устроившись за стойкой, как трактирщик елейным голосом спрашивает:
— Сегодня прибыли?
— Ага, — отвечаю, как можно короче, ибо не расположен к беседе.
Хочу есть. Потом увидеть тебя и поговорить. Это всё.
— И надолго в Бриггс?
— Пока не знаю.
— Комната нужна?
— Нет.
— В гости, стало быть?
Ехидства — хоть отбавляй.
— Вроде того.
— Могу показать местные достопримечательности.
— Сам увижу.
Когда, думаю, отстанет? Монеты мои в руках крутит, по стойке катает, пожрать спокойно не даёт. Демонстративно держу полную ложку на уровне его носа и жду, когда он, наконец, потеряет интерес к задушевной беседе. Грубить не хочется. А трактирщик всё не затыкается.
— У нас тут всего три главные достопримечательности. Первая — крепость, но в ней больше нет нашей прекрасной Снежной Королевы. В Централ уехала с повышением, да с каким! Фюрером стала, представляете? Вторая — медведи. Этих лучше не встречать, дерут всех без разбора. Насмерть, — мерзко хихикает, вероятно, думает, что остроумно получилось. — И третья — бывший фюрер, живущий где-то в горах. Говорят, давно одичал, но, в отличие от медведей, исключительно блондинов предпочитает. Не насмерть, конечно. Ну, вы поняли.
Стоит и гаденько так ухмыляется, ожидая моей реакции. А какая может быть реакция, когда при мне упоминают тебя, да ещё в таком контексте?
От вспыхнувшего гнева сжимаются кулаки, к лицу приливает кровь. С трудом удерживаюсь от желания выплеснуть суп в наглую рожу, а жаркое запихать этому козлу за шиворот. С грохотом швыряю ложку в полную тарелку, взметнув тучу жирных брызг и заляпав стойку, вырываю из рук трактирщика деньги и покидаю его тошнотворную забегаловку. На гневном энтузиазме продвигаюсь вперёд с завидной скоростью и только с полдороги осознаю: этот обладатель единственной прямой извилины в головном мозге не просто оскорблял тебя, он намекал на наши с тобой отношения!
Он догадался, кто я, и специально наговорил всё это. Даже ждал, когда я заберу деньги, ибо не собирался кормить меня обедом. Я ему, видимо, был столь же отвратителен, как и он мне.
Но, проклятие, как он узнал? От кого? Кабинет фюрера поздней ночью и лес Ризенбула. Оба раза нас никто не видел. Как этот отпрыск питекантропа догадался?!
Или, может, ты пустился тут во все тяжкие, оставшись один без присмотра?
С блондинами развлекаешься?
Уже не знаю, злиться или беспокоиться за тебя, поэтому делаю то и другое одновременно, приближаясь к твоей хижине.
Сказать по правде, не такая уж хижина. Вполне приличный дом. В окнах видны отблески горящего камина. Из трубы идёт дым. Подхожу к крыльцу, стараясь ступать тише, ставлю чемодан на верхнюю ступеньку и вдыхаю морозный воздух.