— Уже утро? — спрашиваю, выискивая рассвет за окном.
Отрицательно качаешь головой.
— Ещё нет, — кладёшь руку мне на лоб и гладишь по волосам. — Извини. Вчера я снова повёл себя как несдержанный идиот. А ты даже не возражал. Слово чувствовал, что лучше не перечить. Ведь если бы ты вдруг начал сопротивляться, я бы, наверное, ещё хуже дел натворил… Так сильно тебя хотел, как никогда. Обещаю, больше никакого бренди!
— Но ты ничего ужасного не сделал!
— Нам обоим просто повезло. Если бы ты знал, что я собирался сотворить с тобой, влезая в бочку… Ладно, опустим пикантные подробности. Я всё ждал, пока спиртное выветрится, чтобы снова прикоснуться к тебе.
— Ну и зря. Мы потеряли даром кучу ценного времени.
— Кстати о времени… Как надолго тебя прислали и с каким заданием?
— Никто меня не присылал, — широко ухмыляюсь в ответ на твоё напрасное волнение.
Ты издаешь удивлённое восклицание.
— Разве тебя отправили сюда не по приказу Оливии?
— Вовсе нет. Армстронг-сан совершенно ни при чём. Если хочешь знать, меня попросила приехать Уинри.
Ты очень долго молчишь, переваривая новость.
— Уинри-сан попросила, — изрекаешь, наконец, с выражением величайшего изумления на лице. — Но зачем?
Да какая разница, когда ты узнаешь? И какая разница, когда начать разговор! Всё равно так или иначе он состоялся бы.
— Она догадалась о нас. Ещё с той нашей встречи в Ризенбуле. Но только недавно сказала мне об этом. Уинри призналась, что надеялась дождаться того дня, когда я забуду тебя, но спустя два с половиной года мы оба поняли: такого не случится. Она разрешит мне навещать детей, но нашей совместной жизни конец.
— Это я во всём виноват! — немедленно вырывается у тебя.
— Да что такое? Почему опять взваливаешь всю ответственность на себя?
— Но это действительно моя вина. Если бы я нашёл в себе силы выгнать тебя той ночью из своего кабинета, ничего бы не случилось. Надо было лучше притвориться, будто ты мне безразличен. Ты бы поверил и ушёл.
— Да, конечно, я бы ушёл, но рано или поздно мы бы вернулись к тому же самому. Проблема уже назревала. Я бы всё равно однажды явился к тебе со своими чувствами, осознав их. И добился бы положительного ответа. Я ж упёртый! Поэтому в том, что разрушилась моя семья, виновен я один.
— А я так старался этого не допустить! Всё возможное сделал! — с горечью выпаливаешь ты и резко замолкаешь, поняв, что сболтнул лишнее.
— Значит, Хавок-сан и Уинри были правы, когда говорили, что ты уехал из Централа лишь для того, чтобы сохранить мою семью?
Внутри всё дрожит от непонятного возмущения, готового прорваться наружу.
— Они преувеличили, — отводишь глаза в сторону.
— Преувеличили?! — взрываюсь бессильным гневом. — Огненный, ты в самом деле оставил кресло фюрера ради того, чтобы никто и никогда не узнал о нас?! Как ты мог! Судьба страны и судьба одного человека! Их даже рядом ставить нельзя!
— Для меня судьба страны не так важна, как твоя.
— Ушам не верю! Ты должен был выбрать благо Аместриса, наплевав на мои проблемы, потому что ты лучший глава страны за всю историю!
— Ты мне льстишь.
— Когда это я тебе льстил? Ну-ка, вспомни? Ни разу не было!
— Чем конкретно ты недоволен? Разве Оливия не справляется?
— У тебя всё равно лучше получалось.
— Ты субъективен. Оливия — великолепный руководитель. Она добилась многого, не повторив моих ошибок. Иногда женская политика успешнее мужской.
— Женская, ага. У Армстронг-сан типично мужская хватка. Ты поставил во главе государства такого же мужчину, только дух его обитает в женском теле!
— Ты не прав. У Оливии много прекрасных женских качеств, и она их проявляет в нужное время в нужном месте.
— Пытаешься доказать, что сделал лучший выбор?
— И доказывать ничего не буду, поскольку я прав.
— Неужели ты считаешь свой поступок верным? Даже сейчас?
— Именно сейчас я в этом окончательно убедился, — столь тёплую улыбку у тебя мало кто имел счастье увидеть.
— С чего бы вдруг?
— Если бы я продолжил занимать кресло фюрера, разве ты бы приехал в такую вот маленькую хижину, чтобы остаться со мной навсегда?
— Но… — теряюсь окончательно. — Когда я сказал тебе такое? Я ничего подобного не говорил!
Смеёшься одними глазами.
— Хорошо. Ты не готов остаться. Зачем тогда явился?
И как сказать правду? Я никогда не признавался никому в своих чувствах, а если вдруг набирался смелости, получалось по-детски нелепо, как на вокзале с Уинри. Не хочу смешить тебя. Ты и так не воспринимаешь меня всерьёз.
— Я приехал по просьбе Хавока-сан узнать, как у тебя дела, и… вернуть пятьсот центов! — вырывается само собой, и я понимаю, что этими словами насмешил тебя гораздо больше.
Твой хохот, наверно, слышат сородичи убитого медведя по всей округе. Отсмеявшись, ты уточняешь:
— Пятьсот двадцать.
— У тебя отличная память на цифры.
— Не жалуюсь. Но к чему мне тут деньги, сам подумай?
— Предлагай свой вариант.
Молниеносным движением опрокидываешь меня на спину.
— Согласен принять оплату натурой. Готов ли ты отдать долг в полном объёме прямо сейчас?
Зачем спрашиваешь? Сам знаешь, с некоторых пор я не могу отказать тебе ни в чём. Сбрасываю одеяло, которым ты накрыл меня спящего, послушно развожу ноги, чуть согнув в коленях. Это сойдёт за ответ?
Чувствую, что да. Ты шумно выдыхаешь и неторопливо проводишь пальцами по моей груди…
Финальный аккорд стремительно вспыхнувшей и мучительно долго вызревавшей страсти — маленький дом в горах, лишённые листьев деревья, снег за окнами и горящий камин. И мы двое, потерявшие всё, что могли потерять. Обретшие то, что и не надеялись обрести. Украденное у судьбы счастье среди океана потерь. Цветная картинка среди чёрно-белого мира.
Ты разогреваешь меня, уделяя внимание каждой клеточке тела. Играешь с моим желанием то усиливая, то ослабляя его, а потом, выбрав идеальный момент, переворачиваешь меня лицом вниз и проникаешь сзади, тесно прижавшись к моей спине. Почему-то тебе всегда хотелось взять меня именно так, и ты просишь не упрямиться и не менять позу. Я и не собираюсь. Пусть не вижу тебя, зато чувствую так отчётливо твою испепеляющую страсть и трепетную заботу.
Единство противоположностей без борьбы. Так не бывает. Но это происходит сейчас: в каждом движении и прикосновении ты жаждешь меня до срыва и потери контроля, но в то же время ты меня оберегаешь. Я почему-то только сейчас по-настоящему осознаю и начинаю ценить это.
Смогу ли проявить похожую заботу по отношению к тебе? Ведь я проклятый эгоист.
Целуешь мою спину обжигающе-неистово, проводишь по ней руками, оглаживаешь мои бёдра и немного замедляешь темп, удерживая меня в шаге от вершины. А потом снова возвращаешься к прежнему бешеному ритму. Горячее дыхание на моей шее, в моих волосах. Отпускаю себя и погружаюсь в ощущения. Комната растворяется. Вижу отблески пламени камина на стене и бледно-розовую полосу рассвета за окном и выпадаю из реального мира вместе с тобой на несколько ослепительно-прекрасных секунд.
Так мы встречаем наше первое совместное утро. Если ты меня не прогонишь, таких ночей и рассветов у нас ещё будет много.
***
Ты позволяешь мне остаться. Говоришь, будто хочешь, чтобы я сам решил в ближайшие дни, нужен ли ты мне. Это звучит странно.
Неужели до сих пор сомневаешься?
— Буду ждать, пока ты окончательно не определишься со своими чувствами, — слышу за завтраком и едва не роняю ложку от изумления, но решаю дослушать, не возражая. — Если поймёшь однажды, что совершил ошибку, говори сразу. Не тяни время. Не повторяй то, что совершил по отношению к Уинри-сан. Впрочем, я сам не позволю такому случиться. Я тебя сразу отпущу, как только пойму, что стал препятствием в твоей жизни.