Она была чиста, прилежна,
А он не помнил, что кровав.
V
Тебя, мудрейшая, забыли,
Когда стенали на Руси,
Ум верой снова подменили,
Но правду стоит воскресить.
Не богородицей единой
Чудесной, чистой, как слеза,
А просто женщиной любимой
Была задержана рука.
Рука, что в несколько мгновений
Могла бы превратить всё в прах
И если б не было сомнений,
На Русь пришли бы боль и страх.
VI
О, покровительница неба,
Науки, музыки, искусств,
Весь мир к тебе одной хвалебен,
И муж, что переполнен чувств.
И жизнь такая, как сложилась,
Но только есть в ней соль, да грусть,
Что извивалась и крутилась,
Проклятье, вторя наизусть.
Не знала ты ни слёз, ни смеха
Родного, милого дитя,
Больнее нет в жизни огреха
Одной остаться, уходя…
Чужое дитятко лобзаешь
И учишь жизни день за днём,
Они его — ты понимаешь,
И знаешь, что вы не вдвоём.
Но, голову свою склоняешь
Пред мужем и перед судьбой,
От преданности ты сияешь,
Сверкаешь жертвенной слезой.
Десятки лет, хранивши верность,
Ты шла по млечному пути,
Забыв, про бренность и про тленность,
Ты возвела любви мосты.
VII
И каждый раз в бою Эмира
На поле брани — не добра,
Его охватывала сила,
Что ты с собою принесла.
И чёрный мир, омытый кровью,
Что знаменем горел в огне,
Менялся светлым, будто новью,
И вопли гасли в тишине…
Великий воин — громовержец,
Чья поступь царственно тверда,
Эмир — застывший самодержец
Перед тобой не скрыл стыда.
Перед тобой склонил колено,
Во имя клятвенной любви,
И эта ценность неизменна,
Как душу, ты не надорви…
Иш Таб
Путешественник великий,
может странник для души,
иль загадка для религий,
как меня не назови
я останусь, словно дикий,
потерявшийся в ночи
удручённый многоликий
пеший, чьи мечты мертвы.
I
Поникшие лица
И злые дома.
Сутулые улицы крючит.
Дым серый клубится,
Висит бахрома
С крыш чёрных и страшно ползучих.
Невидимой тенью,
Сквозь толпы зевак
Я к ней приближаюсь устало.
Замрёт без движенья
Таинственный стяг,
Что ознаменует начало.
II
Какое юное дитя
Предстало старику седому
В день первый злого ноября,
Что раньше был едва знакомым.
Теперь он вросший тёмным сном
Бьёт по пятам. Стенает. Плачет.
Продрогшим, сиплым холодком
Сперва обнимет. Озадачит.
Потом припустит, ослабив
Вожжи, изъезженные вдоволь,
И голову свою склонив,
Свершит с прекрасным новый сговор
Среди цветов. Под щебет птиц,
Как будто благостный оазис,
Среди обмана, небылиц
Предстал пред ним. Был безотказен.
Шепча на сотне языков,
Ползком тащилась на коленях-
Ему привиделась любовь
И здесь осталась в этих стенах.
Он верил, что в закате дня,
В закате жизни резкой, нервной
Обрёл наивность. Тишина
Стала родной и совершенной.
Ты мудрецом напрасно слыл,
Храня ту пафосную верность.
Философ вечен! Ты забыл.
Поэтому погубит ревность.
Ревность не к женщине. Отнюдь.
Ревность к рассудку. Он изранен.
Придётся ревности хлебнуть,
Когда любовью одурманен.
Уйдя под руку то ль с женой,
То ли с проклятием. На грани.
За ними шлейф стыл затяжной
Листа осеннего в тумане.
III
Как светел день! И как приятен!
Такое чувство, необъятен
Весь мир! Он так красив,
Так необычен и учтив,
Что плакать хочется от счастья,
Когда настолько жизнь прекрасна,
Когда не ведает границ
И манит сотнями частиц!
Открыты двери. Забеги!
Мечты свои в миг воплоти.
Живи, пожалуйста, живи,
И если нужно позови
С собою в лёгкую дорогу