- С Гретхен он был иным.
- С какой из них? С этой или той, которую я убил? – Квинт перешёл на кельтский и громко, чтобы слышала стража, произнёс: – Малая, не задерживай служанку подолгу, мы и так слишком задержались в Данноттаре, - подмигнул он сестре и вышел из покоев.
Оставшаяся наедине с дочерью, тигерна отринула посеянные сыном в душу сомнения:
- Значит, и у камня есть душа, - прошептала она, порывисто обняв дочь. – Всё будет хорошо, ребёнок. Верь моему слову. Всё будет хорошо, только поторопись. Раздевайся скорее.
У Гретхен возникло странное отождествление себя с сорняком. Она – это сорняк. Эдакий вредоносный, совершенно неуместный на цветущем поле сорняк, который любыми путями нужно вырвать из почвы, чтобы своей гнилостностью он не погубил благородные растения.
- Мама! Мама, ты вообще меня не слышишь?! Вэриан… – она вырвалась и закричала так, что наверняка стражники её слышали, но рука тигерны закрыла девушке рот.
- Вэриан жив и дрыхнет в одном из поселений пиктов, но, если ты немедленно не прекратишь верещать, я не смогу гарантировать ему безопасности. - Вот теперь это была её мать. Та самая полная самообладания воительница, которую Гретхен знала, любила, но побаивалась.
– Выслушай меня, Гретхен, и запомни твой первый урок: никто не поможет тому, кто сам не желает спасения. Когда с Квинтом случилось то же, что с тобой, он был в бою. Его смертельно ранили. Будь он человек, он бы погиб, но к великому счастью именно в тот день проявилась природа его сути. Он видел, как багровая кровь темнеет, обращаясь в чёрную, кости срастаются, покрываясь мясом, как стягивается кожный покров, и от ужаса волосы на голове у него шевелились. Потом мне говорили солдаты, когда закончилось сражение, он бродил между павших неприкаянным безумцем, пока не набрёл на мою палатку. Твой брат долго не мог принять, что он не человек. У него не было хорошего наставника, который мог бы объяснить, как укротить в себе тёмную суть, только я и госпожа Иллиам. Но что эльфийки знают о новорождённых демонах, тем более о демэльфах? Ничего! Квинт справился, неимоверными усилиями, но он победил себя. Всё потому, что хотел остаться таким, каким был раньше, насколько это возможно, конечно.
Лайнеф отняла руку от лица Гретхен, но дочь того не заметила – с жадностью ловила каждое слово, ибо прежде мать об этом не рассказывала.
- Случившееся с тобой на берегу тебя напугало, Гретхен, но ты не чудовище. Да, мы тёмные, и в большинстве своём люди нас боятся. Для них мы порождение зла, греха, для них мы плохие. И никакие боги, никакие чары, как бы кто из стаи не хотел быть человеком, не изменят этого. Ты демоница, дитя моё. Мне льстит, что внешностью ты пошла в меня, а кровь в тебе отцовская. Гордись этой кровью, ибо это кровь достойнейшего победителя. Но не забывай, что ты ещё и дочь королевы. Возьми себя в руки, Гретхен, выше подбородок! Я люблю тебя всем сердцем и не хочу расставания, но пришёл твой черед познаний. Если не хочешь потерять себя во тьме, ты должна научиться управлять собой. В сравнении с братом у тебя прекрасное преимущество: родившись в стае своего отца, ты жила среди демонов и кое-что знаешь о них, но этого мало. Узнать остальное поможет наставник. Уверена, он справится. Есть вопросы?
Разумеется, вопросов было до чёрта, но сказано было таким тоном, и взирала мама так строго, что оставалось разве что встать по стойке «смирно». На счастье или на беду, в дверь постучали, и вошла служанка, которою Лайнеф спешно заставила облачиться в одежду дочери, а ту, соответственно, напялить жуткий балахон прислужницы. И всё же, как не возмущалась про себя Гретхен родительскому диктату, избавившись от вины за Вэриана, она не заметила, как стала воображать предстоящую встречу с навязанным наставником.
*****
- Уехали? – стоявшая посреди привычно людной поутру площади, Лайнеф вздрогнула, когда откуда ни возьмись рядом появился старейшина Марбас. За его спиной маячили Дэктар и Грагорн.
- Как видишь, но ты же не просто так подошёл, – кивнув на демонов, в рефлекторно-защитной реакции Лайнеф обняла себя за плечи.
Демон обернулся к соплеменникам. У него было такое выражение лица, будто хотел их предупредить: «Ну, держитесь, сейчас гром грянет».
- Вожак велел разоружить тебя и доставить к нему под конвоем, так что, по-хорошему прошу, отдай ножичек да снимай портки, тигерна.
- Что?! – воскликнула госпожа. При этом губы женщины округлились в характерном для удивления «о», зрачки расширились, глаза вспыхнули. Её голова вкупе с уложенными короной на макушке волосами стала эдаким воплощение сплошных овальчиков и кружочков. – Марбас, должно быть, я ослышалась?