- Гретхен, возьми поводья! – крикнул он ей, но, изрядно отдалившись, девушка не услышала брата. Дав отмашку воинам, Квинт окольцевал рукой жену вокруг талии и направил коня вслед за сестрой. Отряд тронулся к лесу.
- Чего это с ней?
- Ты же у нас знаток по женской части. Вот и догадайся.
- Ну опять… - Мактавеш скривился, что происходило каждый раз, когда Алекса нет-нет, да, будто невзначай, припомнит муженьку далеко не целомудренный образ жизни в прошлом. Впрочем, колкости между супругами были редки, и всё забавы ради, ибо как не умаслить друг дружку ревностью, которая, если в меру, то лестна и союзу только на пользу? Алекса откинулась на грудь мужа и посерьёзнела:
– Не забыла девочка наша Далласа. Чувство у неё к нему, вот и опасается. Разочароваться боится либо ему не понравиться.
- Чувство?! Нимфа, мы сейчас о Гретхен говорим, или я что-то упустил? О той соплячке, которая из тебя верёвки вьёт? – от возмущения голос мужчины повысился и приобрёл высокомерные ноты, что являлось одной из отличительных черт потомка эльфийских королей. Признаться, Квинт мог поднять на смех любого, заподозрившего Гретхен в любовном недуге, ибо считал малую чрезмерно избалованным и эгоистичным созданием, однако вещала его избранница, его личная ведьма, если хотите, которая весьма часто оказывалась права. И всё-таки услышать иное мнение – дело одно, а вот соглашаться с ним или нет – тут уже выбор внемлющего. Нынче Квинт был в корне не согласен с Алексой и, как все самоуверенные самцы, быстро нашёл любимой оправдание:
- Хм… раз назвала меня знатоком, скажу как оный…
- Так, так, - Алекса ещё больше развернулась к мужу и подперла кулачком бок. – Очень интересно послушать.
- Александра! - пришедший с легионами Рима в Каледонию, Квинт обрёл здесь дом и семью, но это не мешало демэльфу оставаться верным прежним кумирам, в частности глубоко чтимому полководцу и царю Македонии, что временами отражалось и на жене. - Ты у меня женщина мудрая, но сейчас пальцем в небо угодила. В тебе романтичность говорит. Всё вам, красоткам, любовь вокруг мерещится. Вы без этой любви как без воздуха, - посмеялся он. Обидны Алексе стали сомнения мужа, он же поцеловал жену в висок: - В самом деле, нимфа, что за вздор? Какое взрослое чувство, считай, у младенца?
- Неосознанное, - женщина осмотрелась вокруг и заприметила две одинокие берёзки на лугу. Отбившиеся от многочисленной родни, они походили на двух непослушных чад и, чтобы выстоять в ненастье, срослись у основания стволами, не позволяя друг дружке крениться к земле. Это была родная местность Алексы, её древний, таинственный лес, в котором жила, пока не встретила своего воина. Здесь всё было привычно глазу и мило ведьмовскому сердцу. Даже воздух, насыщенный ароматом цветения луговых трав, нетронутый промозглым солёным ветром, становился слаще и упоительнее, навевая спокойствие и дремоту.
Алекса заметила, как Гретхен выехала на лесную тропу. Деревья скрыли фигурку девушки, и тогда ярче привычного вспыхнули глаза ведьмы, а голос потёк отрешённо:
– Время нас рассудит, муж мой. Я верю, что душа беловолосого демона проснётся. Вера силу имеет, вот и ты верь. Откажется он от затворничества и к сотоварищам вернётся, но не один придёт, а с новой избранницей.
- Ты забыла, родная: избранницу тёмные один раз на всю жизнь выбирают, а я женщину Далласа… - Мактавеш-младший тяжко вздохнул и положил подбородок на голову жены. Она же, не ответив ему, зачарованная видением, вещала то, что открылось ей яснее ясного:
- И более он не отшельник, ибо каждая тварь к твари тянется, в которой любовь к себе видит. Не придётся восставшему против Тьмы великой вожаку за свободу свою и воинов бессмертных в откуп дочь отдавать. А того Тьма прожорливая больше всего хочет, потому сутью суккубьей птаху невинную наградила, обрекла собирательницей душ мужей бренных быть. Откуп она, понимаешь, воин мой? Откуп за свободу. За отца твоего, тебя, данноттарцев и даже меня. А мать твоя, чародейка, в которой свет с тьмой в равновесии, сама не ведая, отчего девочку нарекла Гретхен, тропку скромную, витиеватую к спасению крохе оставила. Чувство в девушку заложено двумя материями мироздания, да крепкое, чародейским заклятьем нерушимое. Вот и тянется Гретхен к Далласу.