Гретхен не помышляла о побеге. Совсем напротив, приграничная крепость со всеми своими непривычно крохотными двориками, чистыми, но узенькими улочками, тонущими в тени башен столь высоких, что создавалось впечатление, будто они задались целью дотянуться остроконечными шпилями до самых звёзд, с разномастными по племенному происхождению жителями, коих в разы меньше, чем в Данноттаре, от силы сотни полторы, но среди которых не было ни одного демона, и каждый о другом всё знал досконально, потому вводных не требовалось, чтобы понять, о ком нынче разговоры ведут, приграничная крепость с живописными окрестностями интриговала Гретхен новизной обстановки и разжигала любопытство, хотя утверждать, что она влюбилась в форт, было бы неправильно. Дочь вождя Мактавеша, воспитанная в почитании отчего дома, как все члены клана, оставалась ревностной данноттаркой.
Гретхен утвердилась в решении пренебречь проводами Квинта в пользу прогулки через холмы к небезызвестному Адрианову валу, слишком велик был соблазн выплюнуть секрет Алексы в ухмыляющуюся физиономию братца-верховода. К тому же она давно мечтала увидеть рукотворную стену, более трёхсот лет назад разделившую Альбион на Каледонию и Британию. И тем привлекательнее становилась цель, что впервые в своей жизни Гретхен делала что-то самостоятельно.
Любопытно, если бы она знала, к чему приведёт её эта прогулка, если бы догадывалась, если бы ведьма шепнула «остерегись», отказалась бы? Навряд ли, ибо молодость безбоязненна и непоседлива.
Глава 7. Туман.
Я – Гретхен Мактавеш и я - дочь одного из самых всесильных вождей в истории, но сегодня был не мой день, потому что сегодня я осознала, что ни власть, ни всё золото моего отца не могут гарантировать мне безопасности. Впервые смерть так близко приблизилась ко мне, что я поняла, насколько по-человечески беспомощна перед её могуществом. Во всем был виноват туман. Конечно, туман, кто же ещё? Но всё по порядку…
Секретный лабиринт господина Кемпбелла вывел меня за черту крепости. По плоскогорью стелился привычный для раннего каледонского утра туман, что не отразилось на моей решимости достичь Адрианова вала. Наоборот, в поднимающемся над остывшей за ночь землёй паре проще скрыться от любопытного ока старейшины Фидаха, приезд которого я расценивала не иначе, как недоверие отца собственной дочери. Выходило, что свобода моя имеет свои границы, а уж насколько они велики, зависит от прихоти папочки. Я негодовала и всячески избегала отцовского доносчика, и именно из-за него этой ночью отказалась воспользоваться центральными воротами и лошадью – единственным средством передвижения, доступным в затерявшемся среди бесконечного множества увалов, озёр и долин форте.
Направившись к ближайшему поселению, где собиралась запастись провиантом и арендовать кобылу, представила на секунду, как вытянулись бы лица килхурнцев, если бы госпожа Мактавеш из конюшни в покои за уздцы повела кобылу или жеребца, а затем заталкивала упирающуюся скотину в узкие, совершенно непроходимые для крупного животного проходы. Воображение у меня богатое, не жалуюсь, вышло совсем уморительно. Я прыснула со смеху, чем напугала запищавшую полевую мышь. Признаться, тварей ползающих, под ногами шмыгающих терпеть не могу из-за эффекта неожиданности, потому я сама едва не завизжала.
- Будь ты неладна, зверюга хвостатая! – изрядно преувеличив размеры полёвки, я порывисто схватилась за юбки, к собственному неудовольствию отметив, что подол платья безнадёжно вымок от росы. Тысячу раз я была согласна сейчас с матерью, которая, несмотря на скандалы с отцом, одевалась в штаны и высокие сапоги, что мужская одежда практичней женской. К моей досаде, через некоторое время к мокрым юбкам присоединились и башмаки, которые захлюпали и зачавкали, наполнившись водой, как только я со всем удовольствием ступила в лужу.
– Чёрт, небеса не видели такой недотёпы! – ругала себя, но о том, чтобы вернуться в форт, и мысли не допускала.
В мнимых богов и божков, в древних идолов, грубой обточки каменные изваяния которых видела у пиктов, и в иную чертовщину я напрочь не верила. У меня был один реальный бог – мой отец, но, будучи рассержена на него за Вэриана, в настоящее время я ему изменяла с небесами. Я обожала и была влюблена в отца с пелёнок, но этот бог принадлежал моей матери - единственной на свете женщине, к которой априори не могла ревновать. Наверно потому, интуитивно ища отцу повторения, хотя бы приближенности, со всей непосредственностью ребёнка я переключилась на ближайшего его друга и соратника Далласа. Что ж, маленькие девочки часто воображают и влюбляются в кумиров. У меня появился свой собственный, настоящий, живой. Даллас не походил на отца. В сравнении с вождём старейшина всё больше помалкивал, был сдержан и даже угрюм в общении со всеми, кроме меня.