Он редко улыбался, но когда это происходило, я была в восторге! Видеть его улыбающимся, а уж тем более побудить к смеху чересчур угрюмого гиганта из увлекательнейшей игры вскоре превратилось в ежедневную необходимость, и если я не добивалась своего, то день считался впустую потерянным. Я таскалась за ним по всему Данноттару, подражая походке, мимике, жестам. Требуя внимания только для себя одной, я в наглую воровала его время и кулаками отбивала тёмного у соплеменников. Я стала добровольным его оруженосцем, повторяя редкие реплики и случайные ругательства, за что, кстати, ему влетало от моей гувернантки Лукреции. Я пробиралась в его покои, пряталась за сундуками или под шкурами на ложе, и когда он появлялся, вылезала из своего укрытия с дикими воплями: «Сдавайся, тёмный горец, и будь счастлив милости леди Гретхен!», после чего кидалась к нему на руки. Навряд ли выходки непоседливого ребёнка могли его рассмешить, скорее Даллас должен был бы меня отчитать и выставить за дверь, но он был не такой, как все. Он стал моим и только моим, и я была счастлива мечтать, что когда-то Даллас станет мне мужем, пока старейшина не исчез.
Детские фантазии, в которых звучало слишком много обиженного кумиром «я», воспламенили новую страстную мечту. Я задалась благороднейшей, достойнейшей целью вскружить Далласу голову, дабы насладиться моментом, когда наповал сражённый моей красотой наставник падёт к моим ногам. Мне до жути хотелось, чтобы вдребезги влюбился и теперь сам ходил за мной по пятам так же, как я за ним в детстве. О, я предвкушала свой триумф, а то, что все данные рассчитывать на него у меня есть, не вызывало сомнений, спасибо родителям за внешность.
Правда, один момент меня тревожил. Дело в том, что до сих пор намеренно я никому не стремилась понравиться, тем более кого-то влюблять в себя. С чего тут начать, я не знала, кокетничать и флиртовать не умела, но понимала, если хочу добиться успеха, то на первой встрече должна поразить лэрда Далласа самым лучшим образом и произвести неизгладимое, феерическое впечатление. О, кабы рядом находилась госпожа Иллиам, то непременно подсказала мне что-то дельное, но она слишком далеко, и о её помощи приходится лишь мечтать.
И всё-таки я уже во всю воображала, как уставший и грязный с дороги Даллас входит в общий зал Килхурна, а я спускаюсь по центру лестницы в белоснежном платье – спасибо Алексе, что догадалась взять! – с высоко собранными волосами… Хотя нет, будет правильнее оставить волосы свободными, так эффектней. Спускаюсь с кавалером под руку, и мы воодушевлённо беседуем о… И о чём же, позвольте полюбопытствовать, мы рассуждаем? Ах, точно! Непременно о Риме! Мужчины обожают живую полемику, а благодаря Квинту кое-что об Италии я знаю, и тут могу собеседника удивить. Секундочку. Но почему собеседника? Не лучше ли, если вокруг соберётся несколько мужчин? Итак, я спускаюсь с ними и в упор не замечаю этого предателя, этого чёрствого сухаря, этого пня… Неужели он ни разу не вспоминал обо мне?! Нисколечко не вспоминал? Тогда пусть у него челюсть отвиснет, и сам он позеленеет от злости. Пусть локти себе кусает, а я буду ликовать!
Я так расфантазировалась, так ясно представила феерическое своё появление перед очами старейшины, так увлеклась его реакцией, что не заметила сколь густым стал туман. На побережье подобных не случалось - их раздувал ветер, здесь же он растёкся и застыл белым молоком в воздухе, не позволяя увидеть что-либо дальше собственного носа. Хлюпая мокрыми башмаками и поминутно ёжась от сырости, я вслепую шла к поселению, не подозревая, что давно и безнадёжно сбилась с пути. В результате невинное природное явление, возведённое в статус врага, было многократно предано моей лично анафеме, когда вместо премиленькой, уютной деревеньки, к своему раздражению, я обнаружила предо собой расплывчатые очертания леса.
- Чертовщина какая-то. Неужели обошла стороной? - завертелась я волчком, вынужденная признать, что умудрилась заблудиться. Судя по урчанию живота, утро стояло в самом разгаре, а значит, прошла я довольно прилично. – И куда теперь?..
Просвет между тёмных силуэтов деревьев казался мне наилучшим выходом.
Среди смертных в быту ходит поговорка: от дурной головы ноги страдают. Я любила свою голову и берегла, считала себя не по годам умной, по крайней мере, в Данноттаре мне это внушали все кому не лень, но сейчас главенствующая часть моего тела отчего-то не догадалась предложить моим ногам отдых, переждав, когда туман развеется.