Однако чем меньше ярдов оставалось до берега, тем больше сомневался Мактавеш, что хочет там оказаться. Недобрым предчувствием маялась тёмная душа демона, и уже ехал он к живописному, излюбленному дочерью месту едва ли не черепашьим шагом. А причина заключалась в том, что опасения Фидаха имели некоторые под собой основания. Такова особенность их тёмной расы (обретя любовь и счастье, он уже не называл себя с собратьями проклятыми), что самки созревали раньше самцов, и сущность их в полной мере проявлялась как раз годам к пятнадцати. До сих пор Фиен был уверен, что Гретхен - такой же демэльф, как и Квинт. А что, если это не так? Что, если не в меру вспыльчивый характер дочери – признак, что пошла она в него самого? Ведь было наложенное тысячелетие назад заклятие короля-мага, из-за которого эльфийки не могли рожать от демонов, и правда ли, что в таком союзе рождались исключительно демэльфы?
- Господин, вон они, - указывая на мерцающий вдалеке огонь, напомнил о себе собрат. Он мог бы и не утруждаться – потемневший ликом Мактавеш заметил две тесно прильнувшие друг к другу фигуры, возлежащие на побережье возле костра. С какой же готовностью повелитель всей Каледонии готов был поверить, что там, внизу, всего лишь местный сорвиголова дорвался до тела вожделенной сельской простушки, или муж с женою уединились для любовных утех, но сердце отцовское не позволяло ему обмануться.
- Будь здесь. Понадобишься - позову, - тише дуновения ветра прошелестели губы вожака, что говорило о крайней степени его ярости. Изумрудные глаза-хамелеоны инкуба вспыхнули кровавым пламенем, демон стегнул коня. Фидах торопливо кивнул в спину господину и невольно сглотнул, ибо не было средь стаи пришлых из тьмы хищников ни единого, кто бы не побаивался своего вожака.
Склонившуюся над распростёртым Вэрианом дочь Фиен узнал сразу. Его золотая девочка, его маленькая принцесса, которую крохой носил на руках, пушинкой подбрасывал в небо, первым шагам и словам которой они с Лайнеф так радовались, которую берегли и беспредельно любили, сидела голая на бёдрах рыжего иуды и жарко целовала его уста. За пару секунд перед глазами потрясённого отца пронеслось всё детство Гретхен, начиная от появления на свет и заканчивая сегодняшней размолвкой с братом, в то время как Вэриан, этот гнилостный кусок человеческой плоти – о, именно так, ибо Мактавеш уже видел, как собственноручно рвёт орущего сучонка и скармливает его тело кровожадным акулам! – этот наглый зверёныш, которому опрометчиво доверял и считал едва ли не вторым сыном, лоснящимися от пота руками лапал и крепко прижимал к себе Гретхен, отвратительно постанывая, словно только что – мать его! – кончил в её чрево.
Не помня себя в исступлении, утеряв остатки здравомыслия, разъярённым зверем Мактавеш сорвался с коня и кинулся к дочери, чтобы оттащить от поругателя. Мощный рев исторгся из его глотки, от которого девушка вздрогнула и непонимающе уставиась на несущегося к ней хищника, не узнавая отца. Стоило ей оторваться от губ юноши, руки Вэриана плетьми упали на землю, голова безвольно откинулась на бок, веки смежились, казалось, человек моментально уснул. Она же, заметив это, внезапно переменилась до неузнаваемости: втянула в плечи голову, злобно оскалилась, обнажая белые, ровные зубы. Воздух завибрировал от смешанного с шипением нечеловеческого рыка. Во взгляде исподлобья угасала примитивная, какая-то животная похоть, а вместе с ней исчез и страх перед тем, кто смел вмешаться в их с Вэрианом идиллию. На смену им в лихорадочно горящих глазах запоздало отразилось дерзновенное предупреждение не приближаться, словно вторгшийся посягатель угрожает отобрать богатую трапезу у смертельно оголодавшего хищника. Существо, испепеляющее Фиена чёрными глазами, готовое в любую секунду атаковать и погибнуть в неравной схватке с куда более весомым соперником, не могло быть его дочерью, и вместе с тем это была она – его малышка Гретхен, его плоть от плоти, его девочка – демоница суккуб, а человеческий самец, из которого она только что выпивала жизненные силы, был её первой добычей.