– Если и убил, то так ему и надо, подонку неблагодарному.
Джордж вернулся в дом, лёг на постель и не сомкнул глаз до самого утра. Он совсем погрузился в мысли о материальном, даже не вышел привычно посмотреть на лес. Несмотря на сказанное, он совсем не хотел убивать раба. Они сейчас просто не могли позволить себе нового, а работать в огороде в одиночку будет очень трудно. И Бетти обиделась, но это ничего. Она не приходила к нему с час или два, но потом усталость её одолела. Утром они уже лежали рядом, как и положено мужу и жене. Джордж встал поприветствовать рассвет и не обнаружил во дворе тело негра. Тогда он зашёл в комнату детей и нашёл его там – плачущим, свернувшимся в углу. Он не умер, всего лишь обморок – Джордж в мыслях порадовался этому факту.
Следующим днём они с Джошуа вдвоём перепахали ещё участок огорода и засеяли его семенами капусты и моркови. Раб вёл себя ещё более покладисто, чем прежде, хоть Джордж и считал это невозможным. Под пекущим солнцем тот обливался потом, но продолжал работать, делая всё с усердием и осторожностью. Он даже воды за целый день ни разу не попросил, а отвлекался только за тем, чтобы поправить на груди рубашку. Её, рваную и грязную, то и дело раздувало ветром, из-за чего открывалась его мясистая, обожжённая грудь. Джордж быстро смекнул, что Джошуа закрывается не от стыда или боли, а потому что Бетти наложила ему что-то вроде повязки. Небось к соседке ходила, подумал он, сама-то никаких лекарств отродясь не знала и раны лечить не умела. А негр, по своему разумению, очевидно, полагал, что хозяин от своей природной жестокости тут же отдерёт повязку, если заметит. Джордж бы и правда отодрал, чтобы рабу неповадно было, но возиться не хотелось.
К концу лета, когда солнце уже стало уходить с дежурства раньше, а приходить позже, близилась пора не только сбора урожая, но и обильных дождей, а значит надо было как можно скорее начать укреплять сарай. В плотницком деле неуклюжий негр оказался почти бесполезен, а убирать урожай без надзора не мог, Джордж впервые так явственно ощутил тяготы своего бытия. Он был готов работать до самой смерти, надеясь избежать участи старого Кристофера и клянясь себе никогда не опуститься до того состояния. Ещё он надеялся передать как можно больше своего рабочего опыта Питеру, и, хотя мальчику было рано браться за доски, отец намеревался научить его собирать урожай. Для Питера это стало бы настоящим испытанием – он любил гулять по лесу, дрессировать Айдана и ходить с матерью в город за покупками, но только не работать с отцом. И всё же он с раннего детства был приучен не пререкаться, а всё делать так, как велят родители. Иногда он ощущал в этом всём какую-то большую несправедливость, которую не мог, да и, честно говоря, не пытался объяснить.
Бэтти, уже давно чувствующая приближение последних, самых трудных месяцев беременности, перестала следить за своей молодой красотой и постепенно вдобавок к своему животу набирала много лишнего веса в бока и бёдра. Под её подбородком появилась заметная складка, и даже обручальное кольцо стало жать.
– А вот выносишь четвёртого, так совсем как я станешь! – хохотала при виде неё соседка Анна.
Бетти совсем этого не хотелось. При виде соседской женщины она и помыслить не могла, что когда-то та, как гласили её собственные рассказы, и в самом деле была стройной и красивой. А при взгляде на её нерадивых сыновей становилось очень сложно признать, что такие жертвы оправданы. Сама Анна, тем не менее, была всегда весела и никогда не жаловалась ни на четырёх сыновей, ни на старика-мужа. Лишь однажды она позволила себе толику лишнего в словах, когда старый Кристофер занемог и совсем перестал вставать с постели. Сыновья, что прежде выводили его по утрам во двор, тогда совсем забыли об отце, а его ещё не настолько старая жена вынуждена была просиживать подле мужа по две трети дня.
– Состояние-то наше не вечно, – вдруг посетовала она и проронила несколько слёз. – Если Кристофер за голову не возьмётся, если работать не пойдёт, то так мы скоро и рабов оплачивать не сможем. – В тот момент Бетти впервые увидела в глазах соседки живую зависть. – Хорошо-то тебе с таким мужем. Молодой и сильный, всё для тебя сделает-переделает, всю семью обеспечит и накормит.
Бетти, тем не менее, не считала, что ей так уж и повезло. А после слов Анны и вовсе вспомнила о давно забытом чувстве сильного, почти перелившегося через край беспокойства, которое её застигло в день, когда их с Джорджем родители приняли решение. Она ревела вечером того дня, а позже, когда слёзы совсем оставили, подумала сбежать. Или умереть. А затем смирилась. В своём смирении она заперла и тревогу, и сомнение, и желание бунтовать против порядков. Долгое время она считала, что это была благая жертва, приведшая к стабильной жизни, где у неё будут здоровые прекрасные дети. Годами она жила в твёрдой уверенности, что у неё плохой муж, но у её детей хороший отец.