В ту же пору совсем беспокойной стала соседка Анна, всё чаще тревожащая семью Ламберт своими визитами, но теперь не разбавляя серость дней своей лучистой, растянувшейся на пухлощёком лице улыбкой, а ещё более омрачая их чёрными, как тучи, и полнившимися водой глазами. Сутки ухаживаний за ставшим совсем слабым старым Кристофером вымотали её настолько, что женщина начала худеть – но только не в лице. Оставаясь такой же широколицей, она стремительно сбрасывала вес с туловища, рук и шеи. Кожа её обвисала то здесь, то там, а огромная голова очень скоро стала смотреться неуместно на таком истончившемся теле. Ни её визиты, ни даже состояние не взволновали как-то по-особенному Бетти, чьи ум, фантазия и страсть были пленены магией Алонсо, но заставляли задуматься Джорджа. Как и полагается строгому и практичному человеку, он больше беспокоился не за слёзы соседской бабы, а за по-настоящему реальную скорую кончину её мужа.
Пока Анна бегала к соседям жаловаться, он лежал там, в полном одиночестве, и слабеющим сознанием перебирал архивы памяти. Реальные случаи из жизни спутались с его выдумками, страницы разных историй перемешались, вся прожитая жизнь теперь казалась бредом старого пьяницы. Где-то в соседних комнатах, или, быть может, на крыльце, а то и в лесу, крутились его сыновья. Настоящие ли? Наверняка очередная выдумка мечтательного бесполезного старика. Иначе как бы родные дети могли оставить отца помирать в одиночестве?
Вместо сыновей к старику пришёл соседский мужик. Джордж приставил к кровати табуретку и сел рядом, подал стакан воды, помог смочить горло. Затем Кристофер уснул. В течение следующих часов он просыпался и засыпал много раз, то панически озираясь по сторонам и не понимая, где находится, то смотря чётко и ясно – тем самым взглядом, хорошо знакомым Джорджу, которым старый Кристофер смотрел в день их знакомства. Взгляд пьяного жизнью человека.
– Где Анна? – едва слышимо спросил он, когда снова проснулся. А затем назвал другое имя. После него ещё одно, а потом ещё. Имён было много, а Джордж не мог понять, какие из них относятся к реальным людям, а какие родились в ярких фантазиях старика.
Забвение – тоже в своём роде смерть. Кристофер изо всех стариковских сил пытался сохранять рассудок до самого конца, но реальность ускользала от слабеющего сознания. Его ум медленно окутывала бледная пелена бреда. Слабые руки пытались подобрать каждый кусочек памяти, отколовшийся от целостной картины восприятия собственной жизни, но все они проваливались сквозь дрожащие пальцы, а картина не прекращала осыпаться, и очень скоро даже имя старого Кристофера затерялось где-то в пыли прожитых лет. Старику предстояло умереть ещё много раз.
Джордж наблюдал за всем этим с учёной любознательностью, с опаской представляя, как и сам через, несомненно, много-много лет будет лежать так же в своей постели. Он бы хотел встретить смерть с ясным умом, в трезвой памяти, принять её без сожалений и прочувствовать настолько полно, насколько дозволено человеческому телу. Но, может, и Кристофер когда-то хотел того же? Годы не пощадили его чувств, старость не учла желания – старик помирал в полном неведении того, что с ним творится, и, ходя под себя от ужаса, боялся отнюдь не смерти, а неизвестности. Неизвестность окружала его в эти последние часы жизни. Но даже о том, что эти часы последние, он не знал. И о том, что такое жизнь, он забыл. Остатки человеческого века были самым мучительным этапом для старого Кристофера, и ещё никогда он не выглядел так жалко.
Джордж заглянул в полуслепые глаза, и, увидев там одну лишь животную тупость, крепко обхватил иссушенную шею руками. Он уже хотел было вложить все силы и как следует надавить, как вдруг старик сам перестал дышать. В комнате вмиг стало холодно. От лёгкого дуновения ветра Джордж застыл. Так прерывается человеческая жизнь, так тает сознание и уходит душа. Или, быть может, это его собственное спокойствие внезапно исчезло при виде людской смерти? Он постарался поскорее вернуть его, собраться с мыслями и вернуться домой – к живым.