Утром, несколько дней спустя, до них, живущей в отдалении семьи, дошёл слух, что Гастон всё же сделал своё дело. В своей решимости он оказался несколько изобретательнее и не только оскопил подлеца, но и приложил его лицо к раскалённому железу. Уже к вечеру, когда Бетти вернулась из города, Джордж узнал, что слухи не только правдивы, но уже и убийца получил скорый, но справедливый приговор. Самого кузнеца спасти не удалось. Он был ещё жив, когда половина улицы сбежалась на крики, но среди зевак не оказалось ни одного хоть сколько-нибудь понимающего в лечении человека, а единственный доктор как уехал по делам много недель назад, так и не вернулся. Единственное предложение вынес старый охотник Рудольф, решивший, что Альфреда, приходившегося ему, согласно слухам, каким-то дальним родичем, правильнее бы избавить от страданий. Он сам взял в руки нож, чтобы закончить начатое Гастоном. Это происшествие случилось ближе к вечеру, а уже следующим утром мэр Генри Тул охотно подписал документы о повешении обоих.
Позже, ведомый незнакомым порывом, Джордж и сам пришёл к виселице. Балка – такая крепкая на вид, – трещала, когда ветер покачивал висящие в петлях тела. Трупа было два – худющий, принадлежавший Гастону, и крепкий, плотный и грузный, с животом, торчащим из-под рубашки. Шея Рудольфа была сломана – не выдержала веса тела, когда бочку выбили из-под ног. Гастон же, судя по засохшей крови, что как платок укрыла его от подбородка до груди, извивался несколько минут и стёр всю кожу. Рубашка спадала с его тощих плеч, словно в последние часы жизни он вдруг взял и резко похудел на десяток-другой фунтов; растрёпанные волосы ссохлись и потемнели, голова выглядела облезлой. Лица обоих обклевали вороны: вместо глаз – пустые глазницы, на месте губ щерящиеся зубы, щёки зияют рваными дырами. И своим запахом – да, внушающий все нужные чувства букет обволакивал место казни, – мертвецы напоминали, что их пора снять.
Позднее Бетти по настоянию мужа разузнала и рассказала, что жена доброго человека Гастона Янси пытается продать столярную мастерскую мужа (за бесценок, так как никто не хочет давать приличную сумму за владения убийцы), пока её не успели изъять как имущество преступника, и живёт вместе с дочерью в позоре. По слухам, она собирается уехать дальше на юг – то ли к родственникам, то ли куда-то в небольшой городок, чтобы продавать там себя, так как ничего другого она не умела. Но Джордж был не склонен ни верить слухам, ни волноваться о судьбе чужих жён и детей. Его заботила собственная семья, её безопасность и достаток, а для этого он, в первую очередь, должен был проследить, чтобы урожай оказался пригоден к продаже. Эта затея чуть не провалилась, когда из леса на участок стали приходить кабаны, вспахивая землю своими мощными клыками и поедая всё, что там росло. Первым следы вредителей заметил даже не сам Джордж, а соседский мальчишка Кристофер. По каким-то неведомым причинам он забрёл на их участок и сразу сообщил хозяину о своём открытии, а тот чуть было не подумал, что сам Кристофер и повинен во вредительстве, а теперь ради спасения собственной шкуры пытается всё свалить на диких зверей.
– Я одолжу вам отцовское ружьё, – сказал он тогда, – нам с Аланом всё равно на добычу не везёт.
Джорджу идея поначалу казалась сумасбродной, к тому же он никогда в жизни не стрелял, но после, здраво рассудив, что ставить ловушки он тоже не умеет, а иных способов влияния на кабанов не знает, всё же согласился. Кристофер вернулся с ружьём через полчаса и торжественно вручил его соседу вместе с пригоршней патронов, показал, как заряжать, и рассказал, как стрелять, а также ещё раз напомнил, что отдаёт оружие только на время. Спустя какое-то время Кристофер с растерявшей остатки своей весёлости матерью и братьями в спешке оставят свой дом, забыв о договоре с соседями, и Джордж Ламберт придержит ружьё у себя до самой своей смерти.
С тех пор он уже каждую ночь выходил к окну, но не только для того, чтобы послушать ночной шёпот леса, но и следить за теми, кто из него приходит. Он пробовал дежурить у окна первую половину ночи, а вторую спать; пробовал сначала отсыпаться и приходить незадолго до рассвета; а иногда даже стоял с полуночи и до самых первых лучей, когда приходила пора браться за каждодневный труд. Вскоре после того, как Джорджа посетила мысль, что кабаны пришли лишь раз и больше не вернутся, он вдруг по привычке встал посреди ночи, дошёл до окна и с искренним недоумением осознал, что больше не может спать. Он, теперь уже без ружья, стоял у окна по много часов, и сквозь шёпот леса иногда разбирал голоса умерших людей. Иногда оттуда доносилась ругань отца – за то, в чём Джордж давно неповинен; иногда старый Кристофер перечислял – так размеренно, словно загибал пальцы, – своих женщин; а иной раз звучали жалобные излияния доброго человека Гастона, порочащего такими речами честь собственной жены и поносящего также умершего кузнеца Альфреда. Это постепенно сводило с ума.