Но пока Джордж всё больше увязал в ночных беседах с неодушевлёнными и мёртвыми, Бетти жила совсем иными иллюзиями и, в отличие от мужа, с твёрдой решимостью приближалась к их материальному воплощению. Щедрый торговец Алонсо, её личный проводник в лучшую жизнь, каждую субботу встречал её тёплой улыбкой и достойными угощениями.
– Люди и без того заложники собственных желаний, – говорил он, накручивая серебряные нити бороды на мозолистый палец, – так зачем, скажи на милость, нам ещё сильнее загонять себя долгом и клятвами? Да ещё и долг с желаниями постоянно находятся в несогласии, а ты словно должен двум ростовщикам сразу, имея деньги только для одного. И вот ты выбираешь – кому услужить, а кого обидеть, и сильно удивляешься, когда выясняется, что ни у кого не брал взаймы.
Бетти с радостью бы простила навязанные ей долги и мужу, и детям, и обществу. Всё, лишь бы уйти в мир красивых далей с человеком, который не станет требовать от неё быть рабой его нужд. Нет, Алонсо не из тех людей, что сажают женщин на невидимые цепи, чётко определяя их распорядок дня. Он только напоминает о наличии у человека свободы, о его способности идти туда, куда вздумается, и не приковывает к себе, не держит, не обвиняет, не бьёт. Одной лишь милой учтивости достаточно, чтобы захотеть находиться рядом с таким человеком и делать для него всё необходимое.
– Грешно принуждать других к тому, что нужно тебе. – Алонсо тяжело вздохнул и налил ещё вина из кувшина – сначала Бетти, потом себе. – Страшный свод правил уготован нам обществом: ты ещё не родился, а уже должен расти здоровым и послушным, чтобы однажды работать или следить за домом, найти мужа или жену, родить, вырастить и принудить к тому же порядку своих детей. Да я бы с радостью слёг в детстве от оспы, чтобы избавить себя от этих правил и этих ханжей от себя!
Слушая эти порывистые, лишённые чумного желания из поколения в поколение перенимать один и тот же образ жизни речи, Бетти вспоминала свою юность. Как она создавала видимость послушания, но регулярно сбегала из дома, воровала у отца монетки и сладкие булочки с прилавка, вела с другими детьми разговоры, непригодные для их детских ушей. Тогда, в далёкие и почти что лишённые забот годы, соседский мальчик Оскар предложил ей то, чем, как он слышал, занимаются взрослые. Он сам настоял на этом, но и она не была против, считая и в очередной раз утверждаясь, слушая Алонсо, что только она, а не кто-то другой, должен принимать такие решения. Но позже Оскар женился и завёл своих детей. Не противясь и не протестуя, он стал одним из этих ханжей. Теперь же перед Бетти был человек, который не позволил сковать себя цепями обязательств и не променял желания и страсть на верность и долг. Она считала, что никто бы в здравом уме не отказался бы от возможности путешествовать и стать заложником семейного быта. Но все считали, что так и только так будет правильно потратить свою жизнь. Продать её, чтобы другие были удовлетворены сделкой, от которой ты получаешь только то, что и даром не нужно!
– Раньше у меня были друзья на тысячи миль отсюда. Но в последнее время, куда бы я ни зашёл, только и слышу «когда ты уже женишься, Алонсо?», «пора бы и детей завести, Алонсо», «хватит жить отшельником, Алонсо!». Тьфу! – Он плюнул прямо на пол. – Мой собственный брат всё детство грезил о захватывающей и полной приключений жизни моряка на судне, а сейчас носится по соседям как сумасшедший, пытаясь выдать замуж свою младшую дочь! Да если бы у него был сын, тот бы застрелился из отцовского ружья. Если только он ещё не выменял своё ружьё на какую-нибудь утварь или несколько мешков зерна.
Бетти вспомнила своих друзей и подруг – все, как один, переженились да повыходили замуж. А те, кто не вышли, всё носятся вокруг этой идеи, как курица с яйцом, будто ничего другого в жизни и нет. И если в Бетти ещё теплился дух бунтарства, немой протест, склоняющий её к непозволительному времяпрепровождению с прекрасным в своих мечтаниях и рассказах Алонсо, то эти мужчины и женщины потеряли себя окончательно. Принести жажду жизни в жертву угрюмому стабильному браку – что может быть глупее? Алонсо, с его идеями и взглядами, никогда бы не посмел принудить другого человека к столь нежеланному быту, не сделал бы женщину этим страшным бездушным созданием – женой. Нет, он видит в ней человека и взял бы как женщину только тогда, когда она сама того пожелает. Бетти чувствовала, как это желание растёт в ней с каждым мгновением, проведённым в бедно обставленной коморке, с каждым страстным словом, ласкающим слух, с каждым глотком кислого вина. Алонсо налил ещё.