– Да когда ж и у кого мне этому учиться?! – разозлился Джордж.
– Помню, Янси говорила, что её муж Гастон – отличный рыбак.
– Гастон давно покойник, женщина. Сам видел.
И правда, как она могла забыть? Женская неверность с кузнецом толкнула Гастона на преступный шаг, приведший его прямо на виселицу. Бетти вспомнила столь молодую для своих лет Янси и её нужду уехать из города вместе с дочерью Беллой. Каким бы странным это не казалось, но она вдруг поняла, что видит во вдовстве Янси приговор похлеще того, что был вынесен её мужу, а не избавление, как это случилось с соседкой Анной.
Бетти закоптила шесть крупных рыбёшек и выложила на стол вместе с хлебом как раз к обеду. Первым за стол вопреки своим привычкам пришёл Джордж. Он тоже человек, подумала Бетти, соскучился по рыбе. Почти следом пришёл Питер, бросивший нож и бруски там, где пришлось. И только Анна, занятая немым созерцанием своего новообретённого богатства, не спешила. Джордж позвал её один раз, затем второй, после встал и направился к её с Питером комнате. Тут дочь позвала уже Бетти, испугавшись, что разозлившийся муж сейчас притащит девочку за волосы. И тогда, едва услышав голос матери, Анна выбежала из комнаты и, ловко проскочив мимо отца, оказалась за столом.
– Пап, ты всё равно последний, – засмеялся Питер, и все как-то расслабились.
Рыба оказалась на редкость вкусной, жирной и сытной, а потому Бетти даже задумалась, а не поучиться ли ей рыбачить самой. Ну, когда-нибудь потом, после родов и первых нескольких лет жизни ребёнка, в которые ему будет нужен постоянный уход. А после дело останется за малым – всего-то убедить мужа, что это не пустая затея, а удочка оправдает свою цену, да только они тогда уже могут и в город переехать, а путь к озеру увеличится на несколько лишних миль. Покончив с мечтаниями о несбыточном, Бетти тяжело вздохнула и с трудом поднялась на болящих ногах.
После обеда, едва Питер ушёл во двор заниматься излюбленным занятием, Анна занырнула под кровать и выудила оттуда мешок. Всё это наблюдал Джошуа, ослиным взглядом следя за судорожным движениями девочки. Анна не воспринимала раба как свидетеля своего преступления – немного-то он в этой жизни понимал, а рассказать мог и того меньше. Она развязала хлипкий узел ставшими неловкими от волнения пальцами и раскрыла перед собой мешок. На дне она видела свою свободу и, точно в лихорадке, ощупывала её руками. Вот она, настоящая, осязаемая, местами твёрдая, местами мягкая, шершавая и пьянящая.
Она видела в мешке нечто поистине правильное, пусть и полученное (по мнению некоторых более обременённых моралью людей) неправильным путём. Там хранился её билет в лучшую жизнь – в её жизнь: с достойным обществом, балами и нарядами, где мужчины одеты во фраки и не смеют поднимать руку на женщин, а женщины, одетые в элегантные платья, имеют власть и не снившуюся её матери. Где все порядочны и благочестивы, а неприглядная изнанка жизни прикрыта стараниями многочисленных слуг и экономок.
Тут до её ушей добрался звук приближающихся шагов, и Анна, спешно завязав узел, небрежно затолкала мешок поглубже под кровать. Это был её отец. Он прошёл через всю комнату, даже не взглянув на дочь, и схватил Джошуа за шкирку. Прежде он говорил с рабом обычными человеческими словами, пусть и грубым приказным тоном, но в последнее время, после клейма и кнута, предпочитал использовать руки. Джордж одним рывком поставил огромного негра на ноги и сильно толкнул в направлении выхода.
– За работу, – только сказал он, и они вместе вышли.
За растущей жестокостью мужа безмолвно наблюдала Бетти, иногда думавшая подлить ему в еду тот отвар, что когда-то посоветовала Янси для Питера. Она хорошо помнила, как сын после такого питья несколько часов просидел на горшке, и если бы такое же приключилось с Джорджем, то у Джошуа непременно выдалась бы возможность отдохнуть от каждодневной работы. Одна беда – взрослому мужчине такого отвара надо куда больше, чем девятилетнему мальчишке, да и усадить его хотелось не на несколько часов, а хотя бы на пару дней. Бетти вспомнила сколько в тот раз провозилась, выискивая средь травы нужные растения, и поняла, что в своём текущем положении ей никак не справиться. Отказавшись от коварного плана, она нагрузила в плетённую корзину грязных, собранных по всему дому вещей, и вышла во двор стирать – Джошуа, по требованию её мужа, как раз нёс ведро с набранной в колодце водой.
Джордж тем временем укреплял дверь и стены сарая – они были такие чахлые, что могли развалиться от сильного ветра, а строить новый аккурат перед зимой – затея дурная. Он не сделал и половины работы, когда приготовленные заранее доски закончились. Плохо, подумал он, их должно быть больше, но, видимо, Питер опять растащил всё для своих фигурок. Плохо, подытожил Джордж, работа с деревом – дело благородное, но мальчику следует поумерить пыл, иначе придётся его снова наказать. Он решил пока оставить этот вопрос и, взявшись за пилу, принялся за поваленное днём ранее дерево.