Добрых два часа у него ушло только на то, чтобы превратить целое дерево в десяток небольших брёвнышек. Руки уже ныли от натуги, и Джордж размышлял о том, где бы взять денег на новую пилу. Эту он нашёл в сарае, когда купил дом, она уже и тогда была тупая, проржавевшая, сейчас же зубья чуть ли не осыпались при попытке прорезать ствол. Он позволил себе небольшой перерыв, набрал воды в колодце и умывал лицо, когда на глаза ему попался Питер, стругающий брусок в тени под стеной дома.
– Сын! – громко позвал он. Питер примчался тут же.
– Что случилось, пап? – обеспокоенно спросил тот. – В чём я провинился?
– Ты ни в чём не виноват, – он потрепал мальчика по волосам пыльной от древесной стружки рукой. – Но почему ты не играешь с Айданом? Пёс целыми днями воет от тоски.
– Мы больше не дружим, пап. Он меня укусил.
– И что, болит?
– Уже нет.
– Так в чём же проблема? Пёс укусил, такое бывает, но если ты не хочешь его воспитывать, то мы его продадим. – Ну да, подумал Джордж, больно этот обрубок настоящей собаки кому нужен.
– Продадим?! Нет, пап, не надо продавать Айдана!
– Тогда дрессируй его, – сурово наказал отец.
– Хорошо-хорошо, – Питер заулыбался сквозь слёзы. – Обещаю, пап, я займусь им, займусь!
И тотчас же он наперегонки с Айданом побежал к лесу, ни то стараясь показать отцу, с каким рвением готов начать его воспитание, ни то пытаясь от него убежать. Питер бежал так быстро, что и сам не заметил, как оказался глубоко в чаще леса – дальше, чем прежде заходил с Кристофером и Аланом. Он огляделся среди череды одинаковых стволов – деревья окружили со всех сторон, но выглядели приветливо, любезно обмахивали ветвями, благоухали, и даже Айдан, казалось, как-то радостнее дышал в окружении леса. Питер не боялся заблудиться – он точно знал направление, в котором следует возвращаться, но не спешил. Вместо этого он подобрал упавшую сухую ветку, дал обнюхать Айдану и со всего размаху закинул подальше. Пёс тут же нырнул в кусты. Всего каких-то несколько мгновений, и он выскочил обратно с палкой в зубах, подбежал, положил её к ногам Питера и дважды оббежал по кругу. Питер кинул палку снова, а Айдан вновь её вернул. Так продолжалось ещё с несколько минут, пока в очередной раз пёс вдруг не вернулся в знакомый срок.
– Эх, далеко закинул, – сказал сам себе Питер.
Но тут Айдан выскочил без добычи и пугливо заскулил. Питер всмотрелся в кусты и среди зелени отчётливо разглядел красное лицо. Он так и замер, смотря на незнакомые глаза, а глаза смотрели на него. Лицо вдруг дёрнулось, и Питер, схватив Айдана в руки, бросился прочь – туда, где, как он думал, был дом. Путь был неблизким, но он и сам не заметил, как выскочил навстречу отцу. Тот умывал лицо, как и в прошлый раз – казалось, вся прогулка в лес не заняла и пары минут. Страшась, что никто ему не поверит, а в довесок ещё и накажут, как в прошлый раз, Питер не сказал ни родителям, ни сестре ни слова. Красное лицо, то ли впрямь увиденное, то ли померещившееся, стало ещё одним секретом маленького мальчика.
К ужину Бетти запекла в печи несколько картофелин, лежавших в кладовой ещё с тех пор, когда она покупала овощи у щедрого торговца Алонсо. В мыслях она часто перебирала оставшиеся запасы и делила на те, что купила до его отъезда, и те, что после. Бетти кормила семью плодами своего греха, наблюдая, как они доедают последние напоминания о её непродолжительном счастье, и при том неохотно отмечая, что продукты Алонсо на порядок хуже тех, что были куплены у других торговцев. Очень скоро овощи начали гнить и стали непригодны в пищу – отдать их Джорджу для удобрения огорода оказалось проще, чем Бетти думала.
Вечером, пока солнце ещё, пусть и слабо, освещало намеченный фронт работ, Джордж продолжал приколачивать доски к стенам, делая сарай устойчивее. Он был так изнеможён постоянной бессонницей, что едва удерживал в руках молоток, а сильные удары раз-другой приходились по многострадальным пальцам. Но Джордж никогда не вскрикивал от боли, а только тихо ругался – даже ощущение боли постепенно покидало его. Ночью он с час проворочался в постели, не позволяя себе ни одного резкого движения из-за положения жены, а затем привычно встал и побрёл к окну. Ночи стали холоднее и, поскольку Джордж уже привык еженощно разговаривать с не в меру общительными деревьями, теперь он даже спать стал одетым.