Пробираясь по коридору в ночной тиши, Джордж оступился и под ногами сухо хрустнуло стекло. Бутылка бурбона, понял он, напоминание о тех днях, когда лекарство принималось прямо на месте заболевания. Он раздавил горлышко, но остальная часть уцелела. Джордж поднял бутылку и повертел в свете луны – на дне ещё что-то плескалось. Он поднял бутылку над головой, наклонил её, приложился губами к отколотой части и порезался. Бутылка с последними каплями содержимого тут же улетела в окно, а Джордж сгорел от стыда за одни только мысли снова выпить.
Лес громко и суетливо ворчал, попрекая знакомыми голосами. Вяз по-бабьи голосил что-то о своих многочисленных детках, несчастных и несамостоятельных, неспособных прорасти без добротного полива. Гикори просили отдать в услужение Джошуа, свалить десяток сухостоев да растопить ими печи, чтобы обогреть город и его жителей в эту холодную пору. Исхудавшая от недельного голодания лесная нисса смотрела в окно дома выклеванными глазами и судорожно трясла костлявой рукой-ветвью, будто бы размахивая данным Джорджем в тот злополучный день ножом. Неприкрытая угроза так и манила его взяться за топор, да отправиться рубить истончавший ствол. Совсем рехнулся, заключил он тогда, решил зарубить покойного висельника. И среди всего парка умерших высился здоровенный и крепкий дуб, обращавшийся голосом грозным и суровым:
– Ну что, давай, попробуй обхватить своими ручонками мою шею теперь!
Джордж моргнул и ясно, как день, увидел их всех: полнотелую Анну, чьи подбородки колыхались с каждым выпаленным словом, Клиффа Андерсона, бесившегося от взглядов на его чирей под левым веком, облезшего от разложения Гастона, сгубленного собственным отчаянием, и, конечно, старого Кристофера, обвиняющего Джорджа в своей смерти. Он моргнул снова, и иллюзии растаяли, оставив за собой лишь беспокойные от ветреной погоды деревья. Это сумбурное наваждение прошибло до пота, однако проклятия мертвецов были хоть и страшны, но не опасны, в отличие от тех, что услышит Джордж незадолго до того, как всю его жизнь поглотит огонь.
Для Джорджа, как и для любого работящего мужчины, следующий день начался с первыми лучами солнца, а для Бетти с открытия, что жизнь не закончилась с уходом щедрого торговца Алонсо. Несомненно, это событие ударило её в самое сердце, под которым она несла страшнейшее бремя своей жалкой жизни жены и матери, но оно же и научило её, что не всё в мире сводится к семье, что есть не один щедрый человек на свете, и, конечно, не каждый из них торговец. С тех пор Бетти изо дня в день жила с мыслью, что однажды она повстречает лучшего человека, чем тот, каким был щедрый торговец Алонсо, и избавится от всех тягот своей жизни. Но это, как считала она, случится ещё не скоро, а пока Бетти Ламберт приняла решение с покорностью, но достоинством и дальше оставаться женой и матерью.
Её отвращение к мужу не исчезло, но заснуло крепким сном, какого уже долгое время не знал он сам. Бетти больше не раздражало его присутствие рядом, в кровати, но и не огорчало отсутствие. Как и в любую прочую субботу она направилась в город за продуктами, Питер пошёл вместе с ней и впервые за долгое время прихватил с собой Айдана. Бетти была тайно благодарна сыну, будучи уже не в силах так же успешно, как раньше, совмещать свою беременность с переноской покупок. Питер пришёл на привычное место – у старой мастерской Гастона, – но теперь там работал другой человек: плечистый здоровяк, хваставший тем, что приобрёл здание за бесценок, поскольку то прежде принадлежало осуждённому убийце. Молодой рыжебородый мужчина был крайне любезен с Бетти, но, едва услыхав, чем здесь намерен заниматься её сын, резко поменялся в настроении. Он позволил себе повысить голос на беременную женщину, пригрозил палкой мальчишке и пообещал переломать недомерка Айдана пополам, если все трое сию же минуту не уберутся подальше от его мастерской.
Питер, к удивлению Бетти, молча сложил тряпицу со своими фигурками и ушёл, не проронив ни слезинки. Айдан семенил следом. Уже очень скоро он нашёл новое место у пекарни, куда вовсю заходили за горячим хлебом. Владелец – мужчина немолодой и грузный, – охотно согласился предоставить место мальчику в обмен на одну фигурку лошади, уж очень она ему приглянулась, да и детям, как он надеялся, тоже понравится. Люди в пекарню лились рекой и каждый ребёнок с блеском в глазах смотрел на поделки и выпрашивал у родителей по монете на покупку. В тот солнечный субботний день Питер впервые продал так много фигурок, что свёрнутую тряпицу стало тяжело нести от количества монет.