– Только не сейчас! – взмолилась она. – Пусть ребёнок родится позже, в срок, здоровым и крепким.
И тут всё прекратилось. Боль отступила так же резко, как и пришла. И хотя тяжесть осталась всё той же, Бетти была рада и этому. Тогда же на кухню вошёл Джордж.
– Что-то не так? – спросил он на редкость живо.
– Думала, ребёнок родится, – выдохнула она.
– Раньше времени?
Бетти дрогнула. Нет, нельзя было этого говорить. Нельзя, чтобы он даже мысли допустил, что она может принести нежизнеспособное дитя. Бетти молчала.
– Но ведь обошлось?
– Да, пока обошлось.
– И куда этот доктор запропастился?! Ты ничего не слышала, не вернулся?
– Слышала. Не вернулся.
Джордж весь сморщился, точно пытался думать, постоял немного на месте с опущенным взглядом, развернулся и вышел.
– Не переживай, рожу тебе ещё ребёнка, а затем ещё. Чего уж мне! – крикнула Бетти вслед.
Джордж обернулся и посмотрел так злобно, что она тут же пожалела о сказанном.
– Без ещё одного ребёнка мы как-нибудь проживём. Хуже будет без матери.
Бетти на ум пришла странная мысль: Джорджу, хоть немного, пусть и из-за подневольной роли, небезразлично её здоровье. Нет, конечно, Бетти Холл всегда была и будет ему чужим человеком, а их отношения не складывались с самого начала, несмотря на все превратности жизни. Джордж не знал тёплых чувств ни к жене, ни к детям, но вся его жизнь, от самой свадьбы, сводилась к обеспечению их блага. Он тоже заложник своего долга, хоть и, в отличие от Бетти, даже не пытается искать выход. Что же в итоге стало бы с ней, если бы Джордж решился поступиться возложенными обязанностями? С одной стороны, лучшая, свободная от гнёта замужества жизнь, с другой, погибель в мире, где без мужа женщине не прожить. Подумав ещё, Бетти лучше распознала сложную систему их общества, в которой Джордж приходился не только надзирателем в её тюрьме, но и сам был заточён в собственной, выстроенной задолго до их рождения. И в конце концов она своими руками навредила тому, кто каждый день пытается пусть и не сделать её жизнь лучше, но хотя бы поддержать её на том же уровне.
– Зря я отпустила раба, – сказала она после. – Теперь тебе будет труднее.
– Питер мне помогает, – ответил Джордж. – Из-за негра в доме он мог вырасти как соседские мальчишки.
С этими словами он ушёл во двор, а Бетти испытала толику облегчения и вернулась к приготовлению обеда.
Мало-помалу Питер оставил свои мысли о краснолицем незнакомце в лесу и больше не терзался желанием рассказать об этом отцу. Вместо этого он нашёл какое-то своеобразное наслаждение в извечном молчании Джорджа, которое скоро стало совсем неотступным: даже ругаться на сына он перестал. Только поглядывал иногда да кивал, без всякой злобы, без раздражительности, но с неотступающей вялостью не высыпающегося человека. И Джордж всё так же выходил к окну по ночам – слушал шелестящий ветер в одни ночи, безмолвную тишину в другие, ворчания давно покинувших этот мир в третьи.
Анна же днями напролёт страдала от скуки и при том была её главной причиной: сначала она своими стараниями лишилась возможности сходить в город, затем мать освободила раба, а теперь и соседи уехали, а с ними и последняя возможность хоть как-то себя развлечь. В своём странном полудремотном состоянии, сопровождающем её изо дня в день, она сама не заметила, как ушла с участка и забрела на ту самую поляну, куда отец послал её при заселении в дом. Не найдя себе никаких других дел, Анна долгое время блуждала, перебирая в голове названия цветов, которые могла вспомнить. Затем она улыбнулась внезапной светлой мысли, присела на корточки и принялась вновь их рвать. Стебли хрустели в пальцах, душистый запах забивался в ноздри. Когда она закончила, поляна была обглодана как у иных едоков тарелка. Тогда Анна собрала все цветы в букет, получившийся вдвое роскошнее прежнего, и припустила обратно к дому. Она подошла к кровати матери и положила букет ей на грудь. Та как раз отлёживалась после приготовления обеда, а с появлением дочери едва заметно улыбнулась подарку и заснула.
Она в миг повеселела от этой улыбки, но не от неё искренности, а от того, что всё снова, как и всегда, шло по её неведомой другим задумке. После этого Анна вышла во двор, кое-как набрала из колодца воды и отнесла наполовину наполненное ведро отцу и брату – умыться и омыть руки. Питер удивился, а вот Джордж, казалось, никак не отреагировал на непривычный жест. Тогда Анна сказала:
– Я помогу маме с ужином, когда она проснётся.
Джордж лишь молча кивнул, не отрываясь от своих дел. А Анна, повеселевшая более прежнего, уселась на лавку и стала любоваться ненавистным лесом. Она смотрела перед собой и улыбалась, но не ветвистым стражам природы, а собственному полёту мыслей, уносящему её далеко в счастливое будущее. Не найдя иных забав и каких-либо других людей, которых ей бы могло удаться обхитрить, Анна решила на время стать идеальной дочерью.